Кеннет Харви - Город, который забыл, как дышать

— Источник у заразы должен быть один. Это такое место, где народ собирается, — задумчиво произнес сержант.

— То есть там, где все были одновременно?

— Ну да. Скажем, церковь.

Чейз ткнул пальцем в первую фамилию и прочитал ее.

— Этот ходит в англиканскую, — вспомнил Томпсон, — а следующий — католик.

«Тела», — подумал Чейз. Он вспомнил слова Терезы: «Теперь они добрались сюда». Сержант заметил, что молодой солдатик стоит позади него, сложив руки за спиной.

— Я просто полюбопытствовать, — сказал молодой человек. — Матрос первой статьи Несбитт, сэр.

— Присядьте, — предложил Томпсон и подцепил ботинком железную ножку стула.

— Я лучше постою, сэр. — Несбитт облизал губы и нервно огляделся по сторонам. — Благодарю вас, сэр.

— Для спины вредно, — сообщил доктор, — мышцы устанут.

Несбитт молча уставился на имена в блокноте.

Чейз, который тоже сосредоточенно изучал список, повернулся к Томпсону:

— Так, стало быть, не в церкви. Как насчет работы? — Сержант вытащил из нагрудного кармана ручку. — Донна Дровер?

— Безработная.

Чейз поставил отметку «безр.» против фамилии Донны.

— Масс Дровер?

— Безработный.

— Ллойд Фаулер?

— Безработный.

Они продолжали называть фамилии. В списке оказались одни безработные.

— Нет здесь такого места, где бы все бывали, — заметил Томпсон.

— Зато все как один без работы.

— А чем они раньше занимались? — встрял Несбитт.

— Они… Давайте-ка посмотрим, — заинтересованно сказал Томпсон. — Донна рыбачила. Ее сын тоже. Мистер Фаулер был рыбаком. Дэрри — рыбак… Рыбак… Рыбак… Рыбак…

— Все рыбаки, — сказал Несбитт и облизнул губы. Он быстро потер лоб, словно сгонял муху.

— Да, но не все они мужского пола, насколько я понимаю.

— Ну и что? Все равно ведь рыбачили, — предположил Чейз. — Раз они рыбаки, значит, в море заразились.

В этот момент Несбитт повернулся и быстро подошел к Френчу, который размашистыми движениями стирал с доски остатки школьных примеров. Командор выслушал матроса, на лице его ничего не отразилось. Он взял с полочки мел, подбросил его на ладони, а потом начал выводить большими буквами: РЫБАКИ. Под этой надписью он сделал другую, буквами поменьше: ЛОВЦЫ ЧЕЛОВЕКОВ. Френч подчеркнул эти слова, слегка дернув плечом.

«Выпендривается, — подумал Чейз. — Тоже мне, пират голливудский».

— Ловцы человеков, — тихонько повторил Томпсон.

Сержант повернулся к нему:

— Что это хоть значит?

Томпсон пожал плечами.

— Сперва Томми Квилти рамки для картин продавал, — терпеливо объясняла мисс Лэрейси. Она сидела на деревянном стуле, вплотную придвинутом к постели Ким. — А еще картины про святых апостолов. У него малость не все дома. — Она постучала по виску морщинистым пальцем и посмотрела на свечу — подсвечник поставили прямо на столике у кровати. — В городе болтали, что малец в детстве головенкой ушибся. — Старушка повернулась к Джозефу. Тот с трудом помещался в плетеном кресле рядом с дверью. Джозеф смотрел на мисс Лэрейси, и лицо его сияло улыбкой. Он кивнул, приподнял брови, потом подмигнул и стал вытирать ладони о брюки с таким старанием, что задрались штанины. Джозеф никак не мог справиться со своим лицом. Он то улыбался, то кривился, то широко открывал рот и растягивал губы, словно они затекли. Мисс Лэрейси снова повернулась к Ким и сказала вполголоса:

— Слышь, голуба, муж у тебя чудноватый какой-то, а?

Ким взглянула на Джозефа, и старушке вмиг стало ясно, как сильно эта женщина переживает за мужа. Мисс Лэрейси продолжала повествование:

— Феи нашего Томми из колыбельки украли. Подержали у себя, подержали, да и обратно вернули. Только уж такого косоморденького, ну прям страх божий. Еще говорили, что матушку его, когда на сносях была, чем-то ужаснуло. Оттого наш Томми с большущим пятном родился во всю щеку. А как бедняжка умерла, так мы с ней парня от пятна-то избавили.

— Избавили? — Ким осторожно повернулась на бок, чтобы видеть лицо мисс Лэрейси. Сразу же заболела переносица, и Ким на секунду застыла.

— Я его подвела к кровати, на которой покойница лежала, да и приложила ручку ее мертвую к пятну. Такое только мертвым касанием выводится. Покойничек в могилке тлеет, а пятно бледнеет. Как покойничек совсем пропадет, тут и пятно пройдет. — Старушка поджала губы и уставилась на Ким широко открытыми глазами. — Вот те крест, так все и вышло.

Ким заерзала, устраиваясь поудобнее, и прикрыла глаза.

Мисс Лэрейси подалась вперед и продолжила таинственным шепотом:

— Томми чудеса всякие видит, как я да моя сестричка, царствие ей небесное. Помнишь, дочка, ту белую акулу? Я ж ее давным-давно в море видала. Плавает там в темнотище кромешной, светится вся. Теперь-то ее все видят. Да и про то, как рыба летать учится, толковать стали. Сколько мы, те, кому Бог дал, страстей навидались! А нынче, ишь ты, все дивятся, что за твари такие в море завелись. Да это не твари завелись, а глаза у людей на судьбу открылись.

— А кто такой Томми Квилти? — срывающимся голосом спросил Джозеф.

— Да тот, который шарфик твоей жены нашел, — не оборачиваясь, ответила старушка. — Говорит, ветром принесло. Томми Квилти тоже акулу ночью видал. Он-то мне и шепнул, что без меня тут никак.

— А кто еще видел акулу? — Джозеф нервно кусал губы. — Вы все видели?

Мисс Лэрейси повернулась к Джозефу и смерила его суровым взглядом, потом снова посмотрела на Ким. Помолчала, вспоминая что-то.

— Видал один.

— Он жив?

— Жив. — Морщинистая старушкина рука расслабленно висела на спинке стула. — Я тебе вот что скажу. Знавала я одного шкипера, родом из Голлоу-Вешкинга. Как-то он захворал. До того ослаб, что хоть «караул» кричи. Прямо места себе не находил, никак не мог поспать по-человечески. Ну, а про меня слух шел, будто я с такими делами справляюсь, вот шкипер этот ко мне и заглянул. Сразу на меня его хворью-то и повеяло… — Мисс Лэрейси выудила из рукава носовой платок, раскатисто высморкалась, сложила платок пополам, высморкалась еще раз, внимательно изучила результат и удовлетворенно хмыкнула. Голова ее поникла, и старушка задремала.

— Чем повеяло? — спросил Джозеф.

— А? — встрепенулась мисс Лэрейси.

— Ну, вы сказали, повеяло.

— Чем?

— От шкипера.

— Ах, от шкипера! — Она собралась с силами и продолжила: — Шпангоутами он пах. Я прямо сразу костяк корабельный увидела и как обшивку набивают. Ну, я шкипера и спрашиваю: «Ты корабль, что ли, строишь?» «Да, — отвечает, — почти закончил уже». Я ему и говорю: «Это ты гроб себе строишь». Шкипер весь белый сделался, встал и ушел. Больше он в тот корабль гвоздя не вбил и продавать тоже побоялся. Бросил на суше гнить. Так и пропало все, только эти самые шпангоуты остались. А потом возьми да и сколоти себе из обрезков гроб. Каждую ночь в него укладывался, прежде чем на перину лечь. И что ты думаешь, три гроба сносил, пока дуба не дал от старости, старый хрыч.