Dok - Ночная смена

— На этот вопрос ответить никак не могу.

Уйти Павел Александрович не успевает. Кто-то деликатно стучит и вваливается в комнату. Тот самый — здоровяк омоновец. У него добродушная круглая рожа с носом картошкой и круглыми глазенками. Совершенно простецкий вид, только вот глаза с обликом не совсем совпадают — если присмотреться — диссонируют глаза с общим видом, как у медведя — пухлый, пушистый, медлительный, а глаза — серьезные. И не поймешь, что может в следующий момент сделать.

— Здрасте! Мне бы с Павлом Александровичем поговорить.

— Это я. А что вы хотите?

— Тут такое дело… Я давно интересуюсь фехтованием. Особенно мне нравятся двуручники, но по ним мало сведений.

У меня создается впечатление, что эти двое моментально опознали друг друга по каким-то не видным для непосвященных приметам, во всяком случае, Павел Александрович даже как-то лицом просветлел.

— Это немудрено. Мастера двуручного боя — немцы да швейцарцы. Среди благородных это оружие считалось грубым и простонародным, разумеется, потому и описаний мало.

— Вот-вот, у Альфьери всего шесть мулине, а мне кажется, что это слишком скудно, да и у Сильвера…

— Альфьери описывает чуждый вид оружия, потому у него дан минимум данных, так, для соблюдения энциклопедичности труда. Я лично уверен, что фехтование двуручем включало и ряд приемов характерных и для длинного меча уж всяко — колющие удары и удары яблоком, удары крестовиной…

— И я о том же! Если уж у Калаша три ударные точки, то уж двуруч еще более разнообразен…

Парочка выкатывается из караулки.

По-моему они явно счастливы. Странные люди.

— Что это они толковали про три ударные точки у Калаша?

— Это, Саша в рукопашном бою можно бить прикладом автомата, штыком — или стволом, если штыка нет и концом магазина. При навыке получается шустро и больно. А вот откуда тут все эти усовершенствования?

— Нары? Нары пчеловод этот, пасечник сделал со своей бригадой. Вечером зайдет потолковать. Дело у него какое — то.

— А у окон?

— В случае нападения щиты задвигаются — а в них части орудийных щитов. Броня от пуль. Солидно все.

— Это здорово. А вот ужин когда?

— Как Николаич придет. Уже готово все.

Cтаршой задерживается. Андрей как-то очень задумчив. Успел обмолвиться, что поругался с Демидовым. Того все гнет стрелять по-пацански. Поэтому инструктор своего ученика от лица нашего отсутствующего коллектива вчера нарек чином "Озорной рукожоп". Но, по-моему, нашего снайпера что-то гнетет другое. Его уже успели озадачить снайперской винтовкой с подмоченной репутацией и он аккуратно разбирает девайс, подложив чистую тряпочку, руки работают сноровисто, но вид у него отсутствующий.

Снизу из кухни пахнет невыразимо вкусно. С удовольствием бы нажал кнопку или что там нажимали собаки Павлова…

— А что ты говорил про сексуальных маньяков? — осведомляется Саша. Ему по молодости еще видимо, интересны эти нелюди. Вообще — публике почему-то малоинтересны нормальные люди, хотя как раз у нормальных-то людей жизнь куда как впечатляет — и раньше как раз о нормальных — то писатели и создавали свои захватывающие романы — хоть "Капитан — Сорви Голова", хоть "Робинзон Крузо", хоть "Дети капитана Гранта". Это сейчас — "Парфюмер" да прочая жбонь имеет успех. Хотя как лекарю мне смешно — описывающие маньяков интеллектуалы создают совершенно нежизнеспособные ходульные образы вроде Ганнибала Лектора — то есть описывают себя, Любимых, если бы они этим занимались. А настоящие маньяки — серые убогие личности с убогими фантазиями, у каждого есть какой — нибудь пунктик и шаблон, как у Цюмана — черные колготки — и фантазия у них отсутствует. Чуя этот диссонанс и состряпали писательницу — практика — в "Основном инстинкте"…

— А что я говорил?

— Но интересно, как он мог кого-то насиловать, если был импотентом?

— А он и не насиловал в принятом смысле этого слова. К нормальному половому акту он способен не был чисто физически. Спесивцев пытался себе сделать парафиному в члене — по блатным мифам это делает сверхмужчиной. А получилось сильное нагноение, член накрылся. Но импотенция — это как раз характерно для серийников — сексуалов. Вспомни того же Чикатило — он тоже не насильник. Для них как раз подходит фраза Хрущева "власть — слаще бабы!".

Ну а власть над бабой — слабой, беззащитной, унижаемой и мучимой так, как только в его гнилых мозгах придумать можно — вот где оргазм. Нет ни одного серийного маньяка сексуала, чтоб он мог похвастаться половой мощью. Оне все — убогие. Вот и изобретают заменные способы — типа например имитации полового акта ножом, или палкой — как у Пичужкина… Типа засунул в рану трупу какую-нито фигню — а оргазм, как у нормальных.

— Слушай, так вот надо этим было либералам — правозащитникам и показывать такие случаи, чтоб они не так рвались маньяков защищать!

— Саша, ну ты наивен до безобразия. Либералу — маньяк серийник — идеал и предел мечтаний. Для либералов — уголовники — самые близкие люди. Они одной крови.

— Ну, это ты залупил!

— Элементарно доказывается. Жрать нам все равно пока не дадут, так вот для чесания языка практика. Раньше западная цивилизация была цивилизацией Долга. Хорошим в понимании общества был тот, кто исполнял Долг — перед своими родителями, своими детьми, своим городом, церковью, руководством. В пример обычно приводят римлян — но те же американцы недалеко ходить — тоже блестяще это показывали. Взять хотя бы их безнадежные атаки — на устаревших машинах, необученными летунами — отлично подготовленных япов. Послали древние торпедоносцы против авианосца — знали американцы, что не вернутся — а полетели и атаковали бесстрашно. Всех сбили, ни один не струсил. Сейчас такое можно представить? Да нифига, потому что сейчас Запад создал цивилизацию Прав. У людей теперь нет долга, а есть права. Причем долг — может иметь границы, а права — границ не имеют. Потому что права — это разнообразные хотения и прихоти, а хотения безграничны.

— Типа самурай присягал одному господину и более никому?

— Ага. Ну а с правами — началось-то вроде б с разумного — право на голосование у женщин, право на свободное волеизъявление, право на свободу слова, а потом понеслось — право на брак у гомосексуалистов, право на проведение гей-парадов, право на то, право на се… Аппетит-то во время еды приходит. Как у старухи с корытом… Потому вот читаешь либеральных литераторов — наших например Аксенова да Ерофеева — с таким упоением они описывают палачество, так у них палачи кончают от восторга, что задумываешься. Палач-то — это обычный работник, делает свое дело изо дня в день. Ну-ка токарь оргазмирует, обтачивая деталь? Или штукатур при укладке штукатурки?