Dok - Ночная смена

— Ты что, даже бикини не одевала? — удивленно осведомилась Вера.

Покраснеть гуще у Ирки уже вряд ли бы получилось, потому внешне ответный удар напарницы она перенесла невозмутимо. Но это только внешне — и, пожалуй, только на мужской взгляд, достаточно бесполезный для оценки тонких душевных движений.

Если б на Ирку посмотрел бы сейчас стандартный мужик, то он увидел бы только голую смутившуюся деваху, ядреную, здоровую и вполне себе симпатичную. Правда любой нормальный мужик заметил бы тут же и вторую девушку, тоже обнаженную и тоже вполне себе симпатичную. После этого скорее всего у мужчины произошел бы легкий клин в башке и на минутку — другую случилась бы ситуация горемычного буриданова осла, намертво затупившего при виде двух равноценных целей. Если бы нормального мужика после этого тут же спросили — что там собственно происходило, то, разумеется, был бы получен достаточно полный обзор таких статей как рост, вес, размер грудей и прочие второстепенные детали. Ничего не поделаешь, чтоб мужчина стал наблюдательным, и хотя бы немного стал разбираться в женских нюансах поведения, моментально оценив мимолетную мимику и малозначащие на первый взгляд телодвижения, требуется жесткая и долгая наука, которую обычно постигают за десятилетия семейной жизни. Да и то при этом мужчины учатся понимать язык тела только одной женщины — жены. У особо толковых удается просекать еще одну — тещу.

Вот женщина — женщина бы с ходу выдала полный дамейдж рипорт о только что произошедшей в предбаннике стычке. Впрочем, как пишут умные люди — это заложено в мужчинах и женщинах с тех самых времен, когда их создавал Творец. Именно поэтому мужчине положено засечь цель охоты за километр, а женщине точно знать, где и чем в пещере занимается в этот самый момент каждый из ее пяти детенышей. И потому легкая, тут же исчезнувшая, гримаска на лице Веры, невольно выставленная вперед ножка и невольное, только обозначенное движение руки Иры, ее дернувшаяся нижняя губа и еще два десятка подобных деталей были бы для женского глаза так же очевидны, как для мужского что — нибудь очевидное, кинематографическое, на манер — этот тому дал в морду, да промазал, а этот ему сапогом по яйцам — хрясь! Тот и с копыт долой!

Вот и для женщины было бы видно, что та, которая потоньше, часто загорала топлесс, а вторая — потабуретистей — не загорала вообще и уж всяко не делала себе интимных стрижек. И что тоненькая только что уела свою подружку. Причем сильно.

— Пошли в парную… — пробурчала Ирка.

Она отчетливо понимала, что получила щелчок по носу.

Какое тут бикини, когда в лесу схроны строишь… Да тут летом такие комары, что их впору мышеловками ловить. И слепни. И оводы. Тут Ирка вспомнила чертового лося с личинками и ее передернуло.

— А я этим летом опять собиралась в Турцию — прощебетала, только войдя в парную, Вера.

В ответ Ирка шибанула ковш горячей воды на камни.

Как паровой котел взорвался. Пар рванул по парилке словно взрывная волна.

Вера, взвизгнув, вылетела обратно в предбанник.

Ирка присела, внизу было все-таки не так обжигающе, даже дышать можно было.

Потом добавила еще ковш. На душе стало полегче. Словно сама выпустила пар.

— Ты меня чуть не сварила! — возмущенно воскликнула Вера, когда напарница вышла из парной.

— "Чуть" не пуд, ничего не весит — спокойно ответила Ирина. И продолжила: "Сейчас нагреется, пар разойдется, можно будет попариться".

— Вот нафиг, я тебе не челябинский сталевар! — категорически возразила напарница, вовсе не желающая помирать в этой бане.

— Брось, попариться всегда полезно — дружелюбно ответила Ирка, опять почувствовавшая почву под ногами и от этого воспрянувшая на манер Антея. И подумала: "Эх, жаль, веников нет, я б тебя попарила бы. Ишь, в Турцию она собиралась. Сейчас я тебе закачу курорт. С бикини и подбритой мохнаткой! Мешком не перетаскаешь!"

Вера понимала интуитивно, что зря она ляпнула про Турцию. Но уж очень хотелось. И помыться тоже очень хотелось… Но ляпнуть про Турцию — все же больше.

— И куда интересно все предыдущие подевались? — интересуется у меня Ремер.

— Я совсем без понятия. Ты про сельских жителей?

— Нет, тех, кто тут выжил — эвакуировали. Я про предыдущий завоз — восемь человек было, штрафников, как я слышал.

Водила автобуса, продолжая свой как — бы репортаж, информирует незадачливых участников реалити — шоу о том, что им стоит взять свои мешки и идти дальше в деревню и обустраивать свою жизнь по собственному желанию, тут нянек нет. Наши пассажиры затравленно озираются. Даже за мешки не взялись еще.

— Какие же вы суки! — не удержавшись, заявляет один из выгруженных.

— В тютельку — отвечает ему Ильяс.

— Поехали! — это уже водитель из буханки торопит. Автобусоводу еще хочется поглумиться, но Ремер вскакивает на свое место. Буханка нетерпеливо гудит, разворачивается. Мы трогаемся следом.

— Как-то сурово очень! — вырывается у меня.

— Зато наглядно. Кнут и пряник — старая метода. И ничего лучше не придумали — весьма равнодушно отвечает Ильяс.

— Азиат ты просто, жестоковыйный.

Ильяс хмыкает. Потом совершенно спокойно заявляет:

— Любое общество если хочет жить спокойно не может обойтись без репрессий. И обязательно репрессии будут. Слово тебе это знакомо?

— Ну, разумеется.

— Так вот — и можешь и эти мои слова высечь на полированном камне — где человек — там и жестокость. Разница только в том, кто репрессии устраивает — бандиты или полиция. Если государство сильное — то полиция. Как в Америке. Если государство слабое — как у нас было — то бандиты и всякая сволочь, на фоне которой бандиты — просто ангелы. Но кого-то обязательно будут плющить. Вакаремас?

— Не вполне.

— Тогда слушай…

Но договорить ему не дает водила, дав по тормозам весьма резко, отчего мы хватаемся за автоматы. Сначала я не вполне понимаю, в чем дело — потом вижу — к нам по дороге — оттуда, откуда мы прибыли едет во всю мочь одинокий велосипедист. Машет рукой, отчего велосипед начинает мотыляться по дороге, явно к нам едет.

— И много же у вас тут идиотов — замечает водила.

Мысленно я с ним соглашаюсь. Велосипедист наконец подъезжает к нам, барабанит в дверь. Переглянувшись с Ильясом, водила дверь открывает. Запыхавшийся парень — мы видим, что он очень молодой — вваливается в салон.

— Автомат мой верни! — заявляет он, глядя на меня.

Какой еще к чертям полосатым автомат?

— А пони и красный фургончик тебе не нужен? — ляпаю от неожиданности первое пришедшее в голову.

— Шёнен, ты б сначала спросил разрешения присутствовать, поприветствовал старших. А то словно бака — гайдзин какой-то вломился тут — замечает наш снайпер.