Dok - Ночная смена

— Жизненный опыт. Если в Кронштадте справились с ситуацией — там жить будет легче. А найти себе оправдания — тем более, что Вы тут особо и не связаны ничем.

— А Вы?

— У меня семья сейчас в городе. Велел им не выходить. Не выходят. И таких много.

— Ясно. Землю есть не буду — но вернуться обещаю.

— Тогда приступайте. Павел Ильич сейчас провернет аферу с топливом — обеспечим МЧС-ников и себя заодно — и на Кронштадт. Кстати — сейчас у нас в музее идет работа по подготовке колесной техники. Из экспонатов две БРДМ на ходу скоро будут. За сутки обещали управиться, да и мужики с Монетного Двора взялись помогать, а там действительно мастера феномены. Так что у разведки будет дельный транспорт. Учтите это.

— Учту. С детства мечтал на ваших машинках покататься.

— Вот и хорошо…

Из открывшихся дверей кто-то кричит: — Тут доктора? Там женщине плохо!!!

Ну вот и началось…

Началось, однако, еще хуже — на выходе нас поджидала довольная собой Крыса подвальная. По его словам — хорошо поработали, в связи с чем не пора ли ему поднять звание? Все пожитки из машин уже перетащили в магазинчик, даже и рассортировали, все пучком, токо Няку девки забрали. Сейчас с ней там в тюрьме играются.

— Какую Няку?

— Да кошку из клетки! Ее так девки называли.

Валентина белеет как полотно и неловко — мешком — садится на ступеньки лестницы. Что это она?

— Мурка… Она же укушена! Она инфицирована!

— Бежим! — Я и Михайлов галопом несемся к тюрьме. Николаич остается с обезножевшей Валентиной, куда-то лихорадочно звонит. По дороге Михайлов цепляет парный патруль из своих орлов и те несутся с нами.

В тюрьме все как-то слишком нормально — нет, конечно, кто-то из детей ревет в голос, кто-то переругивается по — женски на высоких тонах, но все спокойно — и рев, по звуку судя "дай, а то не заткнусь!", и перебранка рутинная. Охранник — из Михайловских же — взъерошен и потен, но без ужаса в глазах.

— Обстановка? — это Михайлов.

— Кошмарная! Смените меня, а? Тут же одни считай бабы — и то им не так и это, я ж им не нанятый. Не поверишь — требуют, чтоб я им мебель двигал. А тут все привинчено и к полу приколочено! Я им — мужики закончат работу — пусть и двигают — так дармоедом обозвали…

— Кошка где?

— А вон — у девчонок. Они ее сейчас до смерти загладят.

Подбираемся к куче малышни. В центре действительно наша Мурка. Вполне благополучного вида. Обычно она так поет песни, когда нажрется до отвала.

— Уффф… — громко выдает Михайлов.

И переведя дух, продолжает — Девочки, кисе надо своих деток проведать. Доктор, возьмите кису на руки.

Девчонки начинают канючить — но шеф охраны тверд как скала. И мы торжественно отбываем с Муркой на руках. Вообще-то тут что-то не так. Кису кусали, судя по рассказам Валентины уже явно больше, чем сутки назад. И кисе — хоть бы хны.

Киса довольна собой и жизнью, на вид совершенно здорова. Но царапины на морде есть.

Непонятно.

Увидев нас с котейкой, Валентина медленно розовеет. Приятно видеть, как ее синие губы возвращают прежнюю окраску, а то жуть что было.

— Совершенно не понимаю… Больше суток прошло. В тепле. Она должна была обратиться еще до погрузки в автобус…

— Вообще-то Валентина Ивановна Вы так больше не надо — это Николаич.

— Конечно. Но что с кошкой было делать?

— Предупредить бы моих — они бы и присмотрели. А то сами понимаете…

— Да, конечно. Но я боялась, что Вы это воспримите как нелепую сентиментальность.

— После того, как Вы сутки живность потрошили? Бросьте. Ну да ладно, хорошо то, что хорошо кончается. Значит, не все укусы зомби смертельны?

— Или не для всех — смертельны. Надо посмотреть. Мурка пока пусть в клетке поживет.

— Не тяжело ей будет?

— Нет, наша главврач цветы любила. А Мурка в горшки гадила, есть у нее такая прихоть. Потому приказано было ее убрать вон из поликлиники. Но сторожа и санитарки ее любили — она ласковая и постоянно в полуподвале крыс давила. А там у нас раздевалки, комната сторожей и санитарские. Поэтому ее днем прятали в коробку, а ночью она гуляла. Последний год — никто из сторожей ни одной крысы не видал.

— А главврач?

— Ну, за Муркой убирали, так что все были довольны.

— Слушайте, там человеку плохо, а вы тут с кошкой рассусоливаете!

— Иду, иду!

С человеком все оказывается просто — закатила тетка истерику аккурат у туалета. Нормальную такую истерику, с воем, криком и валянием по земле, чего я давно не видал.

Но позы театральные, не обмочилась, колотится о землю осторожно. И чашка холодной воды в физиономию оказалась самым действенным лекарством. Я-то боялся, что диабетичка или сердечница. Бог миловал… Пока миловал. Но две тысячи человек — весной, на холоде, да в неудобстве обязательно выдадут…

Додумать не успеваю — у Иоанновских ворот какой-то крик и брань, причем нехорошая брань.

Вообще-то можно бы и не ходить… Но тут мало стволов и мой может оказаться не лишним. Оказывается брань из-за того, что в ворота прошло семейство, а в семействе двое мальчишек — и один из них перебинтован — кисть руки. Родитель говорит, что это он порезался, а охранники тычут пальцами в уже висящий лист с информацией (а молодец печатник!) и требуют отвести пацана в карантин, против чего выступают оба родителя. Пацаны ревут, отец матерится — охранники не уступают, а вокруг народу уже столпилось куча — глазеют. Надо бы вмешаться, но хорошо бы, чтоб охрана сама справилась. Нечего мне из себя изображать ангела небесного.

На помощь охранникам подоспевает тот самый милиционер с "Кедром" — козыряет на ходу и разрешает идти с сыном папе. Маму с другим сыном отправляет на сборный пункт — на все требования не разъединять семью жестко отвечает об установленных карантинных правилах, а пытающегося качать права папу предупреждает — либо семья будет соблюдать правила — в Крепости — либо совершенно свободно может валить на все четыре стороны. Папа стихает от такой перспективы.

Встречаемся с милиционером взглядом. Он довольно неприязненно спрашивает: — Контролируете исполнение?

— Да. Должен признать — придраться не к чему. Грамотно работаете. Куда отводите на карантин?

— Идемте. И вы оба — тоже. Маме с сыном — по указателям — красные стрелки. В Артиллерийский цейхгауз — там пункт сбора. Получите горячий чай. (А это уже молодец Павел Ильич! Горячее питье — хоть и без чая и без сахара голый кипяток — и то очень помогает успокоить людей. А если с сахаром и заваркой — так совсем хорошо. Самое то.)

Токо вот не нравится мне толпа народу здесь. Не ровен час какой зомбак проскочит. Ломанутся они все в ворота — будут лишние травмы. Говорю об этом милиционеру. Он соглашается.

— Разгоню, когда вернусь.