Dok - Ночная смена

Перебегаю, прыгая по капотам и крышам авто на ту сторону дороги — ближе к пристани и тут мне открывается перспектива Дворцовой площади и Эрмитажа. Да там черным — черно!

В пальбу бесшумок вплетается пальба ППСов. Пока лупят короткими очередями, а саперная группа ухитряется при этом тянуть забор, увеличивая его с каждой минутой. Вижу, что из окон Адмиралтейства и, по-моему, даже с крыши взлетают ракеты и фальшфайеры красного и малинового огня. Все-таки основная масса мертвой толпы глазеет на представление, по машинам к нам лезут немногие — но и их десятки.

Кучка моряков, тесно сгрудившись, двигается ко мне, переваливаясь по стоящим вплотную машинам, как гусеница многоногая, вроде, они что-то волокут. Следом поспешает еще одна — поменьше. Двое с Дворцового моста добегают до саперов, ставящих забор с другой стороны — от львов, причем у них получается прочно — они используют как опору постаменты скульптур. Один из саперов стоит на льве и отчаянно колотит молотком. Видимо двоих отослали ко мне — практически вместе с первой кучкой моряков они добираются до меня. Отправляю их к Званцеву.

— Женщину с ребенком нашли в машине — живые еще. Там много людей в машинах, но все мертвые, а эти — живые!

— У вас в Адмиралтействе найдется теплая комната и теплое питье?

— Найдется!

— Бегом туда потащили! Надежда Николаевна, Вы тоже с нами! Званцев! Николаич! Медпункт будет в Адмиралтействе, пришлю курсанта для связи!

Ребята также гусеницей, пыхтя волокут свой груз — мелькает иссиня бледное лицо, красно-синяя куртка.

— Точно живая?

— Точно!

— На глаза смотрите!

— Да знаем! Уф, знаем!

Быстро вспоминаю, что надо делать — тетка явно замерзла за это время, что сидела тут в машине. Обезводилась, конечно. Надо отогревать. Скорее вспомнить, что надо делать? Что мы делали в такой же ситуации тогда — зимой 2003 года?

На рысях проскакиваем в ворота, тут уже тащить проще. Не успеваю запомнить, куда нас ведут — какое-то впечатление, что хозблок. По дороге успеваю отправить ближнего ко мне курсанта — шустрый такой и трогательно лопоухий — за теплым сладким чаем, или компотом или другим ТЕПЛЫМ, а НЕ ГОРЯЧИМ питьем и чтоб тряпок принес, валенки, если есть, меховые рукавицы или перчатки. Когда он убегает, понимаю, что все кучей он не притащит — посылаю второго в помощь.

Комнатушка полутемная, висят шинели. То ли каптерка, то ли сушилка, но тепло — очень здорово. Прошу притартать матрасы, если есть — оказывается есть — совсем рядом.

Двое еще побежали.

Тетка при ближайшем рассмотрении оказывается лет под тридцать, симпатичная крашеная блондинка, вместе с ней сынишка лет пяти — шести.

Так — первым делом раздеть догола обоих. Стылая одежда сейчас холоднее, чем воздух в комнате. Сыненок выглядит хуже, чем мама, ну да это понятно — у детей система терморегуляции отлажена хуже, чем у взрослых, потому и замерзают они быстро, куда быстрее взрослых. Опять же плохо — худенький, был бы потолще — не так бы замерз, но видно, что мамка его согревала как могла, потому скорее всего вторая степень переохлаждения у обоих — температуру мерять некогда, кожа бледная, синеватая, с мраморностью… Дыхание у мамки 10 вздохов в минуту. Пульс 55 ударов в минуту. Проверяю на сонной артерии — так проще. Наблюдается резкая сонливость, она все время словно бы отключается.

— Как Вас зовут? Вы слышите меня? Как зовут сына? — ору довольно громко, за это время успеваем снять одежонку с мальчишки и поснимать большую часть одежды с мамки. Они на это не реагируют так что похоже и симптом — угнетенное сознание у них есть, смотрят оба бессмысленно, но в сознании… Значит надо орать и громко — тогда понимают.

— Как зовут сына???

— Я Рита…

(Ну, прям как в старом анекдоте про мальчика-тормоза).

Но раз контактна — уже лучше. Гораздо лучше. Что еще радует — когда стягиваем джинсы с мальчишки и джинсы с Риты (Нет, ну кроме этой дерюги и одежды нет другой! Дались всем джинсы, черт дери эту одежонку! В России крестьяне такое носили только летом, когда было жарко, а тут и зимой и весной. Помню, как приятели немцы охренели, когда увидели в Этнографическом музее на наших крестьянах 1880 года джинсовую одежду — токо вот молний не было и лейблов, а груботканина покрашенная синей "кубовой" краской, как у нас называли "индиго" — привычна была, причем именно для самых бедных, кто побогаче — брезговал уже… А тут нате — неслыханное изобретение Левиса — рабочая одежда для грузчиков и рудокопов, все как с ума посходили — ну не полезно ее носить. Черт возьми!), так вот видно, что не мочились они в штаны, значит до последнего времени в разумении были, не так все плохо.

Вытряхиваем Риту из кофточки, лифчика, колготки к фигам. Груди у Риты с тонкими шрамиками снизу — силикона зачем-то себе навставляла. И фигура, как нынче принято — сухощавая, очевидно сгоняла с себя жирок нещадно. Тоже нехорошо, значит все, что организм мог использовать для обогрева себя — уже использовал, запас энергии у таких невелик.

Стринги? Нафиг стринги, а вот где парень с валенками???

— Не спи, не спи! Не спи, Рита! Как зовут сына? Как зовут сына?

Парни вопросительно на меня смотрят.

— Помогать будете?

— Уже помогаем.

— Тогда тоже раздевайтесь. До трусов.

(С удовольствием отмечаю, что Надежда, раздевая вместе с одним из курсантов малыша, все время его тормошит, разговаривает с ним и голос у нее приятный и звучит убедительно. А умные люди мне не раз говорили — даже с потерявшим сознание пациентом надо разговаривать все время — больше шансов, что вытащишь. И Надежда именно так и делает.)

Ожидаю, что курсанты начнут мяться как булка в попе и хихикать, но один из них понимающе говорит:

— А, эсэсовский способ!

И они довольно шустро скидают с себя свою казенную амуницию.

Только я прикидываю, как обмотать конечности пострадавшим теми же шинелями, как прибегает тот — лопоухий. Он тащит три почему-то валенка, здоровенный чайник и кучу тряпок — потом оказывается, что это какие-то драные простыни.

Теперь надо временно законсервировать холодную кровь в коже и клетчатке конечностей и отогревать голову и туловище — старый закон — греть с центра.

Один из раздетых курсантов пристраивается за Ритой, обхватывает ее лапами, греет ее спину своим пузом и грудью, а бока — согнутыми в коленях ногами. Второй забирает мальчишку и тоже греет его тельце собой. Я, обмотав ногу Риты простыней, запихиваю ее в валенок, благо он сорок последнего размера, а Надежда делает то же с ногами мальчика — они свободно уходят обе в одну обувку.

— Рукавицы, перчатки принесли?

— Женька побежал, сейчас принесет!

Так, ноги в валенках, хорошо, теперь обмотать простынкой руки — и можно поить. Чайник оказывается горячим. Сильно горячим. А тогда мы вот так!