Вера Крыжановская - Из царства тьмы

Я нисколько не упрекаю себя за убийство жены: она была скверная женщина. Но смерть Заторского мучительно терзает мою совесть: сколь он не виноват, а у него было благородное сердце.

Иногда по ночам у меня бывают кошмары, особенно с возвращением сюда: точно тяжелый камень давит мне грудь, и у меня является чувство, будто около меня кто-то стоит, кого я не вижу. Это ужасно неприятно и, не знаю почему, но меня гнетет мысль, что дух жены преследует меня. Мне грустно, и даже милая археология не утешает меня более.

Вы найдете меня на новом месте. Я продал свой дом, который слишком напоминал прошедшее, И приобрел другой, на Каменном острове. Новый дом — как маленький дворец, с огромным садом и достаточно вместительный для приемов, которые я имею ввиду. Для детей этот переезд также будет полезен. Я хочу, чтобы они забыли мать и ее злополучную жизнь. А в Зельденбурге я ни разу не был: он мне противен и я жалею, что не могу продать его, так как это наше родовое гнездо. По-видимому, в замке все еще неспокойно, и никто не желает в нем жить. Управляющий писал мне, что там бродят покойная баронесса и несчастный Карл, а крестьяне уверяют, что он сделался вампиром и задушил несколько человек. Недавно его могилу нашли разрытой, и в труп был воткнут заостренный кол. Такой способ уничтожить вампира считается в народе самым действенным. Виновных не нашли, но Карл, как говорят, прекратил свои подвиги.

По поводу Зельденбурга забыл рассказать вам интересную новость. Вы помните, конечно, Мэри Суровцеву, ставшую невестой бедного Вадима Викторовича почти накануне его смерти. Это была очаровательная девушка: она тогда заболела с горя, но поправилась, когда мы уезжали в Италию. Потом я слышал, что на семью обрушились страшные бедствия. Отец — богатый человек, банкир — потерял состояние и повесился. Его банкротство наделало много шума, но что стало с разорившейся семьей я ни от кого не мог узнать. Вообразите же мое удивление, когда недавно я встретил Мэри на Стрелке в великолепном экипаже и элегантном туалете. Через несколько дней после того мы с Лили опять встретили ее в Ботаническом саду, и она подошла к нам. Тут я узнал, что она вдова некоего Ван-дер-Хольма, очень богата, живет в собственном доме и зимой собирается выезжать. Она чрезвычайно похорошела, но в ее красоте есть что-то демоническое и в глазах недобрый огонек. Никогда вы не угадали бы, что она мне предложила — отдать ей в найм Зельденбург на два-три года. А когда я сказал, что про замок идет дурная слава, она как-то неприятно рассмеялась и ответила, что не суеверна. Тогда я заметил, что она не найдет прислуги, так как все бегут от злополучного дома, а она на это опять засмеялась.

— Мои слуги ничего не боятся. А мне Зельденбург дорог по воспоминаниям о счастье, которое мне там улыбнулось, — возразила она, злобно глядя на меня.

Несмотря на ее обаятельную красоту, она произвела на меня неприятное впечатление, да и на Лили тоже. Охотно верю, что она и ее слуги не боятся даже самого дьявола. Я согласился отдать ей в наем замок, и вчера мы заключили соглашение. Пусть живет там на здоровье, если не боится Пратисуриа.

Теперь обращаюсь к вам с просьбой, Алексей Андрианович. Если хотите доставить мне удовольствие, примите мое гостеприимство. Дом очень велик и одно, вполне свободное, крыло выходит в парк. Я могу предложить вам меблированное помещение в пять комнат, с людской и отдельным ходом. Вы будете совершенно, как у себя, между тем, внутренняя лестница ведет прямо в мою библиотеку, и мы сможем видеться, когда захотим. Обедать и завтракать вы можете с нами: мы будем вместе работать и беседовать не выходя из дома. Не отказывайтесь, дорогой Алексей Адрианович, ваш отказ ужасно огорчил бы меня. Вы — мой единственный друг и поддержали меня в самую трудную минуту моей жизни: поэтому ваше присутствие доставит мне радость и будет опорою в горькие минуты».

«Бедный друг, — подумал князь, складывая письмо. — Ясно, что его преследует супруга, а что сталось с несчастной Мэри — про то я знаю. Но погодите, господа сатанисты, последнее слово-то ведь еще не сказано относительно этой вашей жертвы! Очевидно, готовится заключительный акт драмы, судя по тому, что все актеры собираются. Я сейчас же отвечу, что принимаю любезное приглашение барона и буду рад пожить вблизи друга и милой моей ученицы, Лили, но попрошу так же принять и моего приятеля, индуса, с которым приеду».

Князь тотчас же написал барону и, получив от него телеграмму, что он с удовольствием примет его приятеля-индуса, простился с учителем и выехал в Тироль.

Глубокая радость осенила его душу. Учителя нашли его первое посвящение законченным и он впервые выезжал из Лондона уже в качестве уполномоченного представителя белой магии, будучи обеспечен поддержкой своих наставников и помощью Веджага-Синга. Кроме того, он вез с собой, конечно, и охотничий рог, спасший их в минуту опасности.

На вилле Елецкого встретили с распростертыми объятиями, и Дахара тотчас провел его в лабораторию, где работал Заторский. Увидев князя, взволнованный доктор вскочил, бросился ему навстречу и протянул обе руки, а Елецкий обнял его и по-братски расцеловал.

— Теперь мы братья, Вадим, и я с удовольствием вижу, что ты не чувствуешь себя несчастным в новом положении.

— Несчастным!.. Нет, Алексей, напротив, я не нахожу слов для выражения своей благодарности за то, что ты спас меня. Умереть слепым невеждой и преступником, а затем возродиться зрячим, на пути к свету и духовной жизни, полной мирной гармонии! Разве это не высочайшее благодеяние?!

— Твои слова и признательность — лучшая мне награда за то, что я рискнул без твоего согласия спасти тебя. В глубине души я все-таки сомневался, что ты пожалеешь когда-нибудь о прежнем утраченном положении и о необходимости начать совершенно новое, навязанное тебе существование.

Доктор покачал головой.

— Нет, я был бы вполне счастливым человеком, не терзай меня ужасная участь моей бедной Мэри: а помимо этого ужасного воспоминания, я совершенно счастлив. В эти несколько лет я так многому научился, такие чудные горизонты раскрылись передо мной, что когда думаю о прошлом, то не умею выразить словами, каким смешным невеждою был в то время, несмотря на громкие, украшавшие меня ученые звания «доктора и профессора».

Дахара скромно удалился, а Вадим Викторович увел друга в свою комнату, и когда они уселись, то с минуту улыбаясь с любопытством разглядывали друг друга.

— Ты всегда был красив, князь, а теперь еще похорошел, и сердце маленькой Лили будет совсем подавлено. Ты и тогда уже был идеалом для милой девочки, — шутя заметил доктор.

— Как знать! Может быть теперь ее вкус изменился, — весело ответил Елецкий. — А тебя, Вадим, я узнал бы с трудом. Ты стал совсем другим.