Стивен Кинг - Противостояние

– Ник, пошли! Да пошли же! – кричала Фрэн, ухватив его за плечо. Ник стоял в центре гостиной, и лицо его было неподвижным, застывшим.

Он не мог говорить, но внезапно он все понял. Он понял . Понимание возникло из ниоткуда, отовсюду.

«ЧТО-ТО ЛЕЖИТ В ШКАФУ».

Он сильно толкнул Фрэнни.

– Ник!..

«ИДИ!» – махнул он ей.

Она выбежала из комнаты. Он рванулся к шкафу, открыл дверь и стал бешено разбрасывать старые вещи, умоляя Бога, чтобы Тот не дал ему опоздать.

Неожиданно перед Стью возникла Фрэнни. Лицо ее было смертельно бледным, а глаза расширились. Она вцепилась в него обеими руками.

– Стью… Ник все еще там… что-то… что-то…

– Фрэнни, о чем ты?

– О смерти! – закричала она ему в лицо. – Я говорю о смерти, а НИК ВСЕ ЕЩЕ ТАМ!

Он отшвырнул в сторону ворох шарфов и перчаток и что-то нащупал. Картонная коробка из-под обуви. Он схватил ее, и как только его пальцы прикоснулись к ней, изнутри раздался голос Гарольда Лаудера.

– ЧТО ТАМ С НИКОМ? – закричал Стью, схватив ее за плечи.

– Мы должны увести его оттуда… Стью… что-то должно случиться, что-то ужасное…

– Что за чертовщина здесь творится, Стюарт? – закричал Эл Банделл.

– Не знаю, – сказал Стью.

– СТЬЮ, ПОЖАЛУЙСТА, МЫ ДОЛЖНЫ УВЕСТИ НИКА ОТТУДА! – закричала Фрэн.

И в этот момент у них за спиной раздался взрыв.

Твердым и тихим голосом он произнес:

– Говорит Гарольд Эмери Лаудер. Я делаю это в соответствии со своей свободной волей.

У основания Флэгстаффа вырос столб огня. Спустя мгновение раздался приглушенный звук взрыва.

– Конец сообщения, – тихо проговорил Гарольд в трубку.

Надин вцепилась в него обеими руками.

– Мы должны убедиться, что они мертвы.

Гарольд посмотрел на нее, а потом жестом указал на расцветшую внизу розу уничтожения.

– Думаешь, после этого кто-нибудь мог остаться в живых?

– Я… я н-не зн… ааааю, Гарольд, я… – Надин отвернулась, схватилась за живот и начала блевать. Гарольд наблюдал за ней с легким презрением.

Наконец она вновь повернулась к нему, вытирая рот бумажной салфеткой.

– Что теперь?

– Теперь мы пойдем на запад, – сказал Гарольд. – Если, конечно, ты не собираешься спуститься вниз и разведать, как настроено общество.

Надин поежилась.

– Гарольд… – Она попыталась прикоснуться к нему, и он дернулся в сторону. Не глядя на нее, он стал собирать палатку.

Для Фрэн Голдсмит этот день закончился просто и безболезненно. Она почувствовала, как теплая волна воздуха подхватила ее сквозь ночь.

«Что за чертовщина?» – подумала она.

Она приземлилась, ударившись плечом. Удар был сильным, но боли по-прежнему не было. Она лежала в овраге, который шел с севера на юг на границе заднего двора Ральфа.

Рядом с ней приземлился стул – аккуратно, прямо на ножки. Сиденье его тлело и дымилось.

«Что за чертовщина?»

Что-то приземлилось на стул и упало вниз. Она увидела, что это была рука.

«Стью? Стью? Что происходит?»

Громкий, скрежещущий грохот заполнил ее уши, и повсюду стали падать предметы. Камни. Доски и бревна. Кирпичи. Разбитое стекло. Мотоциклетный шлем с пробитой в нем смертельной дырой.

До нее донеслись чьи-то крики. Скрежещущий грохот не ослабевал. Все вокруг было освещено пламенем. Доска с торчащим из нее шестидюймовым гвоздем упала у нее прямо перед носом.

«…РЕБЕНОК!..»

И сразу же вслед за этим в голове у нее возникла другая мысль – ответ на все ее предчувствия: «Гарольд сделал это. Гарольд сделал это, Гарольд…»

Что-то обрушилось ей на голову, на шею, на спину, и она потеряла сознание.

Птицы.

Она слышит, как поют птицы.

Фрэн лежала в темноте и слушала пение птиц. Она подумала о детстве. Субботнее утро, не надо идти в школу, не надо идти в церковь. День, когда можно спать, сколько душе угодно. Лежишь с закрытыми глазами и видишь перед собой только красную пульсирующую темноту. Слушаешь птиц, вдыхаешь соленый запах моря, потому что тебя зовут Фрэнсис Голдсмит, и тебе одиннадцать лет, и ты лежишь с закрытыми глазами субботним утром в Оганквите…

Птицы.

Она слышит, как поют птицы.

Но это не Оганквит, это (Боулдер)…

Она долго задумалась в красной темноте, и неожиданно ей вспомнился взрыв. (…Взрыв?) (…Стью!)

Глаза ее широко раскрылись. В них был внезапный ужас. «Стью!»

И Стью сидел рядом с ее постелью, одна рука его была аккуратно забинтована, по щеке пролегла глубокая царапина, а часть волос выгорело, но это был Стью , он был жив , и когда она открыла глаза, на лице у него появилось выражение огромного облегчения, и он сказал:

– Фрэнни. Слава Богу.

– Ребенок, – сказала она. Горло ее было сухим. Говорить она могла только шепотом.

– Ребенок, – повторила она, проталкивая слова сквозь свою покрытую наждаком гортань. – Я потеряла его?

Он неуклюже обнял ее обеими руками.

– Нет, Фрэнни, нет. Ты не потеряла ребенка.

Она расплакалась.

Позже она спросила его:

– Расскажи мне. Каковы последствия?

– Фрэн…

– Ник? – прошептала она. – Я видела чью-то оторванную руку.

– Давай отложим этот разговор.

– Нет, я должна знать.

– Семеро погибших, – сказал он низким хриплым голосом. – Нам еще повезло, по-моему. Все могло быть гораздо хуже.

– Кто, Стюарт?

Он неуклюже сжал ее руки.

– Ник – один из них. Там была стеклянная стена, и она… она… – Он запнулся на мгновение, посмотрел на свои руки, а потом снова поднял взгляд на нее. – Он… мы смогли опознать его по… некоторым шрамам… – Он отвернулся. Из груди Фрэн вырвался хриплый, сдавленный вздох.

Когда Стью немного овладел собой, он сказал:

– И Сью. Сью Стерн. Она оставалась в доме, когда произошел взрыв.

– Но… ведь это просто невозможно? – сказала Фрэн.

– Это правда.

– Кто еще?

– Чед Норрис, – сказал он, и из груди у нее снова вырвался этот хриплый вздох.

– Внутри оказалось только три человека. Это просто чудо. Бред говорит, что в шкафу было восемь-девять динамитных зарядов. А Ник… он ведь почти… когда я думаю о том, что он, наверное, уже взялся за эту коробку…

– Не надо, – сказала она. – Не думай об этом.

Перед приближением вечера третьего сентября люди стали медленно подходить к дому Ларри и Люси. Ларри наблюдал за ними из окна спальни. За его спиной на их кровати лежала без сознания Матушка Абагейл. Исходивший от ее тела сухой резкий запах заполнял его ноздри, и он ощущал позыв на рвоту – он ненавидел рвоту, – но не трогался с места. Это его кара за то, что Ник и Сюзан погибли, а он уцелел и даже не получил ни единой царапины.

Джордж ненадолго ушел в госпиталь проверить, как чувствуют себя остальные пациенты. Из двадцати пострадавших в больнице осталось только шестнадцать. Троих отпустили домой, а Тедди Вейзак умер.