Джонатан Кэрролл - Кости Луны

— «Кукунарис»?

— Точно, «кукунарис». Оно таки сработало. В самом деле волшебство! Мне пора бежать! Я вернусь через пару недель. Может, сходим куда-нибудь перекусим, я все расскажу?.. Черт, выход уже закрывают! Все, бегу. Я позвоню! Каллен, огромное спасибо! Я обязательно должен обо всем рассказать. До встречи!

В день моего рождения дражайший приятель Дэнни Джеймс учудил такое, что я минут, наверное, на пять потеряла дар речи.

Мы договорились, что Элиот посидит с Мей, пока мы выйдем пообедаем в ресторане. Дэнни ничего мне не подарил, но ввиду, мягко говоря, сложного финансового положения я считала само собой разумеющимся, что одного ресторана будет достаточно, дабы наша чековая книжка заголосила благим матом.

Был вечер пятницы, и в преддверии уик-энда Нью-Йорк казался наэлектризованным. Даже извращенцы и ходячие мертвецы на углах выглядели не так безнадежно, нормальнее, чем обычно.

Дэнни знал о последнем письме Алвина Вильямса и моем разговоре с доктором Лейври. Соответственно, он как мог старался подбодрить меня и развеселить. Это ему удавалось. Не в привычках Дэнни было устраивать клоунаду: он не сыпал анекдотами как заведенный, не корчил рожи и не пищал тоненьким голоском, но все равно в любую минуту мог рассмешить меня до колик. На худой конец, достаточно было рассказать какую-нибудь семейную байку. Почему-то с семейством Джеймсов вечно происходило что-нибудь из ряда вон. В свой день рождения я услышала историю о дядюшке Джине. Дядюшка Джин Джеймс несколько лет профессионально играл в бейсбол в Южной Америке, и как-то раз, когда их команду занесло на Кубу, ему пришлось выступить против Фиделя Кастро. Судя по всему, Кастро без ума от бейсбола, и его хлебом не корми, дай только забросить подачу-другую. Дядя Джин с битой наизготовку стоял на приеме. Кастро вышел на поле в своем френче и мощно швырнул финтом единственный раз, угодив дяде Джину прямо по голове. Дядя вскоре пришел в себя, но столь экзотические подачи — не лучшая реклама для лидера страны. После игры, когда Джин сидел в раздевалке и прижимал ко лбу лед, к нему вломились двое горилл в военной форме и сказали, что, если он хоть кому-нибудь заикнется о поразившем его мяче, с него самого сдерут кожу и пустят на мячи.

— Чертовы краснопузые!

Это подал голос водитель, который подслушивал. В зеркале заднего вида казалось, словно его укусила оса, в самую середину физиономии.

Я прижала к губам ладонь Дэнни, давясь смехом сквозь его пальцы.

— В бейсбол поиграть и то уже нельзя, сразу достанут!

Дэнни подмигнул мне и поинтересовался у водителя, где тот раздобыл такую шикарную кепку.

— Да уж будь спок, не в России!

Столик был заказан в одном заведении в Чел си, которое нам порекомендовал Элиот. Кормежка оказалась действительно бесподобной, и мы наелись до отвала.

После обеда Дэнни сунул руку в карман и извлек толстый конверт:

— Попробуешь догадаться или показать?

— Покажи, ну покажи! Терпеть не могу гадать. Раскрыв конверт, он достал два паспорта и два ярких авиабилета, красных с зеленым.

— Ровно через три часа, юбилярша моя ненаглядная, мы летим полуночным рейсом в Милан — и до понедельника. Останавливаемся в «Брере», на Сольферино. Что скажешь, Клон?

— Скажу, что все, конечно, здорово, но как с дочкой?

— Она уже у твоих родителей — мы договорились заранее. Элиот отвез ее, как только мы вышли из дома. Вот почему обедаем в такой интимной компании.

— Но, Дэнни, мы ведь не можем себе такое позволить?

— Не-а. Разве что примерно на одну девятую. Ты созрела для десерта? Когда мы входили, я заметил сногсшибательного вида шоколадный торт.

Хотя перелет через океан выдался бессонный и мольто аджитато [63] Molto agitato (um., муз.) — очень взволнованный. , когда в субботу утром мы прилетели в Милан, сна не было ни в одном глазу; нам не терпелось добраться до города и познакомиться с ним уже в новом качестве. По пути из аэропорта мы пытались решить, с чего начнем: с прогулки, с магазинов или с нашего любимого «Маркези» (капучино и дольче [64] Dolce (um.) — сладкий. ). С самого начала мы порешили (и ударили по рукам, скрепляя согласие), что в этот уик-энд — никаких правил. Можно делать что угодно, есть что угодно и сколько угодно брать добавки, но ни в коем случае нельзя укоризненно хмуриться.

За первую половину дня я отдохнула, как не отдыхала уже давно. Мей, Вебер, Алвин Вильямc, не говоря уж о рондуанских ночных переживаниях… со всем этим цирком, в полном цвете, объеме и строго индивидуальным, у меня не было ни секунды времени перевести дыхание или собраться с мыслями.

Я даже не догадывалась, насколько необходим мне этот отдых, пока не осталась одна в кафе на необъятной «Галлерие», листая журнал и потягивая свежий холодный апельсиновый сок. Дэнни отправился побродить по Виа-делла-Спига, но я решила, что самое время спокойно сесть и расслабиться. Мое тело требовало паузы, и ничего так не хотелось, кроме как найти местечко поудобнее в изысканном итальянском кафе, растечься студнем и разглядывать прохожих.

Прошел добрый час, прежде чем я обратила внимание кое на что, о чем и думать забыла. Европейские женщины так отличаются от американских. Судя по всему, здесь — и отнюдь не только в Италии — придают огромное значение факту, что женщины отличны от мужчин и заслуживают по этой причине особого отношения, если не сказать трепета.

С другой же стороны, многие американки, будь им двадцать или сорок, кажутся такими грубыми и неуклюжими. Как правило, они не умеют двигаться, фамильярничают напропалую, жуют жвачку, широко раскрывая рот, совсем не умеют одеваться… И хотя косметики они не жалеют, мне не избавиться от ощущения, что большинство из них все готовы отдать, лишь бы прослыть своим в доску парнем.

Соответственно, когда мы еще жили в Европе (и теперь, всего после часового наблюдения), сравнивая себя с окружающими женщинами, я испытывала чувство, словно прилетела с другой планеты, причем из дикой глуши.

Нищих в Милане мало, но те, что бросаются в глаза, безусловно колоритны. Это почти всегда женщины, они наряжаются в цыганские платки и драные платья до пят — босых пят. На бедре у них неизбежно младенец, накренившийся под опасным углом, и они идут к вам с протянутой рукой и таким выражением, будто вот-вот заплачут.

Приблизившуюся ко мне нищенку я увидела, лишь когда она оказалась почти вплотную. Подняв взгляд, еще затуманенный раздумьями, я не заметила перемены в ее лице, пока та не отскочила и не подала голос:

— Стрега!

«Стрега» — распространенный итальянский напиток. Также это слово означает ведьму.

Вздрогнув от такого обращения и от тона ее голоса, я перевела взгляд на ребенка у нее на руках. Это была Мей.