Джозеф Ле Фаню - Дом у кладбища

Ошеломленный крушением всех своих надежд, Мервин побрел, как сомнамбула, к двери малой гостиной Медного Замка; Дейнджерфилд сопровождал гостя до калитки, где был выход из его владений на большую дорогу, и там одарил на прощание любезной улыбкой и поклоном; некоторое время он стоял там, жилистый и прямой, засунув руки в карманы, и сопровождал уныло удалявшуюся фигуру все тем же странным насмешливым взглядом.

Когда Мервин скрылся из виду, Дейнджерфилд, продолжая улыбаться, вернулся в гостиную и остановился на каминном коврике, спиной к огню. Как только он остался в одиночестве, на его лицо набежала тень; он бросил сердитый взгляд вниз, на бахрому ковра и, заложив руки за спину, принялся расправлять и разглаживать ее носком башмака.

— Пьяница, глупец и трус… трижды обреченный на крушение… не понимаю, почему он все еще жив. Айронз… впереди кое-что новенькое; и этот треклятый молокосос! — Все это он не «воскликнул мысленно», как иногда приходится читать, а действительно пробормотал вслух — думаю, каждому случается время от времени говорить самому с собой. — Чарлз Арчер жив… Чарлз Арчер мертв… или, как мне иногда кажется, ни то и ни другое… наполовину человек, наполовину мертвец… вампир… нет тебе покоя; на смену трудам не приходит отдохновение. Кровь, кровь… кровь… это утомительно. Почему я должен быть рабом этих окаянных тайн? Я думаю, не разум держит меня здесь, а скорее дьявол. У Айронза больше мозгов, чем у меня… инстинкт… расчет… что чаще приводит к верному решению? Мисс Гертруда Чэттесуорт — не более чем прихоть — тоже понимала, я думаю, свою игру. Завтра я этим займусь. Пошлю Дэкстону счет, расписки и чек для лорда Каслмэлларда… велю Смиту продать моих лошадей, а следующим судном… а? — И со странной ухмылкой он, как при прощании, поцеловал себе руку. — И тогда пусть те, кто жаждет свести знакомство с Чарлзом Арчером, ищут его как знают — на свою голову.

В тот вечер у дверей Мельниц появилась девица с большой корзиной, которая висела у нее на руке. Когда девица сняла с корзины покрышку, взору представилось богатое зрелище: кружева, чепцы, веера, шарики для ванны {172} , пряжки и другие притягательные предметы — словом, настоящий цветник, своими яркими красками ослепивший Могги, когда та выглянула из окна кабинета.

— Не желаете ли чего-нибудь, госпожа? — осведомилась торговка.

Могги подумалось, что товар, пожалуй, чересчур изыскан для ее кошелька, но все же она не могла не задержаться у окна, чтобы не окинуть эту роскошь алчущим взглядом и осведомиться о ценах. Она позвала Бетти и вдвоем с ней изучила все содержимое корзины.

Наконец Могги решилась прицениться к нарядной застежке, которая была украшена полдюжиной блестящих камней (из резного стекла) и выглядела просто неотразимо; последовало длительное состязание умов, торговля завершилась соглашением, и Могги побежала в кухню за деньгами (она хранила их в медной табакерке, которая помещалась в оловянном кубке, а кубок стоял в посудном шкафу).

Пока она считала монеты и ссыпала обратно лишние, кто-то приподнял снаружи дверной крючок и стал толкать и трясти дверь. Хотя в окошке еще проглядывали сквозь листья плюща последние красные лучи заката, ужасы предыдущей ночи ожили в памяти Могги, она побелела и, затаив дыхание, в тревоге уставилась на дверь.

Дверь, в соответствии со строгими предписаниями доктора Тула, была заперта изнутри и засовы задвинуты; попытки взлома не последовало. Но послышался быстрый стук; голоса Бетти и торговки драгоценностями, доносившиеся из окна малой гостиной, а также янтарные отсветы на листьях, шелест плюща и громкое щебетанье воробьев вселили в Могги мужество, и она резким голосом спросила:

— Кто там?

Снаружи отозвался хныкающий голос, прося открыть дверь.

— Сюда нельзя, двери уже заперты на ночь, — ответила кухарка.

— Час-то еще неурочный, — послышалось с улицы.

— Очень даже неурочный, но делать нечего.

— Но мне поручили кое-что передать госпоже, — сказал голос.

— Кто поручил? — вопросила охранительница дверей.

— Ей шлют несколько бутылок вина в подарок.

— Кто шлет?

Служанке становилось все неспокойнее.

— Послушай, возьмешь ты их или нет?

— Приходи утром, добрый человек, — проговорила Могги, — а нынче не пущу, и не надейся.

— Так мне и сказать тем, кто меня послал?

— Так, и никак не иначе, — ответила Могги.

Она услышала тяжелые шаги по мощеной дорожке и попыталась разглядеть удалявшуюся фигуру, но, даже прижавшись к окну щекой, ничего не увидела. Однако Могги расслышала, как незваный посетитель насвистывает на ходу, после чего изменила свое мнение о нем к лучшему; затем ей показалось, что захлопнулись ворота, выходящие на дорогу.

Кухарка успокоилась, с облегчением вздохнула и пересчитала монеты; из кабинета раздался пронзительный призыв Бетти, которая предупреждала, что женщина торопится.

— Иду, сию минуту иду, — отозвалась Могги и влетела в маленькую комнату несчастного Чарлза Наттера.

Там лежала на каминной полке его трубка: рядом с камином, на столике орехового дерева, красовался зеленый в золотых кружевах воскресный камзол, там же находился и томик «Maison rustique» {173} ; меж страниц торчал зеленый матерчатый кошелек, который хозяин использовал в качестве закладки вечером накануне того дня, когда начались все несчастья; с оконной рамы свисал шелковый шлафрок, на тот же гвоздь был надет бархатный утренний колпак — то и другое уже покрылось пылью. После пережитого в кухне испуга Могги показалось, что все эти символы бренности глядят на нее угрюмо, с упреком и угрозой, и ей захотелось закрыть на засов ставни и запереть на ночь дверь зловещей комнаты.

— Уже становится поздно, — заговорила торговка за окном, — а в темноте я боюсь ходить по дороге. Отдай мне деньги, добрая девушка, и получай свою застежку — вот она.

При этих словах разносчица растерянно подняла и опустила глаза, словно не понимая, как совершить обмен.

— Сюда, — произнесла Могги, — давай ее сюда. — Отодвинув запор, она чуть-чуть приподняла раму. — Поддержи раму, Бетти, — попросила она.

И в щель просунулась за деньгами крепкая смуглая рука, а потом вторая — с украшением, которого алкала суетная душа Могги.

— Годится, — сказала женщина и с пронзительным криком «Подсадите нас, голубчик» мгновенно вздернула оконную раму; прыжок — и незваная гостья взгромоздилась коленями на подоконник, просунула внутрь голову, подпирая плечами раму, спустила вниз свою длинную ногу и прочно утвердилась на полу. Почти тут же за ней последовал мерзкой наружности мужчина в застегнутом на все пуговицы сюртуке, казавшийся необъятным, и обе служанки завопили истошным голосом.