Джозеф Ле Фаню - Дом у кладбища

— Аминь, от всей души аминь, — весело подхватила мисс Мэг, — безобидное созданье, этот бедный Дэн; правда, ему бы побольше кружев на шляпе и поменьше латыни в голове. Но вот что, доктор, тут моя бедная глупенькая старушка нахохлилась, как хворый воробушек.

Уткнувшись в парик Тула, Магнолия что-то зашептала — раздался взрыв хохота.

— Пяти гиней я с вас не возьму и не расскажу, о чем у нас пойдет речь, — громко заверил Тул.

— Не обращай внимания на этого старого паскудника, мамуля, дорогая! — взвизгнула Магнолия и наградила эскулапа крепким шлепком по спине.

В эту минуту в дверь постучала кухарка, чтобы зачем-то пригласить молодую госпожу в кладовую. На пороге мисс Мэг слегка помешкала и бросила через плечо:

— Сделайте одолжение, Тул, пришлите ей что-нибудь укрепить сердечко. Имейте в виду, моя бедная голубушка не на шутку расхворалась и ходит как в воду опущенная; а эту скотину Стерка я к ней и близко не подпущу, хоть он и носит нашу униформу.

— Ну ладно, я молчу. Она ушла — что ж, давайте посмотрим.

И Тул обернулся к миссис Макнамаре, чтобы пощупать пульс.

Итак, Тул обхватил пухлое запястье миссис Макнамары, нащупал пульс и произнес:

— Гм! Понятно… а…

Последовало с полдюжины вопросов, а затем доктор заявил напрямик:

— Я скажу вам, в чем дело, миссис Мак: что-то тяготит вашу душу, моя дорогая мадам, и, пока вы не выговоритесь, лучше вам не станет.

Бедная миссис Мак высоко подняла брови и удивленным жестом отвергла предположение доктора. Все это было не более чем притворство.

— Фи! — воскликнул Тул, предвкушая, что вот-вот проникнет в тайну. — Не переубеждайте меня, дорогая мадам, неужели вы полагаете, что я могу с самого утра забыть свое ремесло? Повторяю: облегчите свою душу, не то вы, ручаюсь, пожалеете, но будет уже поздно. Хотите, чтобы с вами случилось то же, что с несчастной старой Пегги Слоу? Из-за дурацкой скрытности и тайной хандры произошло больше параличей, апоплексических ударов, сердечных и душевных болезней, чем от… проклятье! Моя дорогая мадам, — заметив, что его толстая пациентка колеблется, Тул удвоил настойчивость, — вы мне расскажете обо всем, что касается вашего нездоровья, и имейте в виду, что Том Тул скорее сунет руку в огонь, чем хоть одной живой душе проговорится о ваших симптомах. Клянусь честью джентльмена, я бы легко обошелся без ваших ерундовых неприятностей, вроде неосмотрительных трат, в которых вы боитесь признаться, но, пока вы молчите, ни я, ни все доктора Европы не в силах вам помочь.

— Но мне не в чем признаваться, доктор, дорогой, — захныкала миссис Мак, уткнувшись в платок.

— Послушайте, не пытайтесь обмануть врача, который знает, с чем имеет дело. — К тому моменту любопытство довело Тула чуть не до безумия. — Хорошо, можете не говорить мне, что у вас на уме, хотя мне обидно, что вы не видите моей готовности и стремления помочь, чем только могу, и свято сохранить вашу тайну. Но признаюсь, дорогая мэм, я предпочел бы не слушать рассказа о ваших печалях — приберегите его для какого-нибудь друга, доверенного лица. Правда, судя по состоянию, в каком вы находитесь, — Тул поджал губы и два-три раза кивнул, — вы ничего не сказали ни майору, ни вашей дочери, а ведь вам придется либо кому-нибудь открыться, либо считаться с последствиями.

— О! Доктор Тул, у меня и в самом деле неприятности… и я хотела бы вам о них рассказать, но только вы… но только вы обещаете мне, клянетесь честью, что ничего не скажете ни единому человеческому существу? — прорыдала несчастная матрона.

— Совесть, честь, правдивость, мэм, — но нужно ли говорить более, вы ведь меня знаете, дорогая миссис Мак? — засуетился Тул, вкладывая в свою речь всю убедительность, на какую был способен.

— Знаю, это верно… у меня большие неприятности… иногда мне кажется, что никто не сможет меня спасти, — продолжала она.

— Говорите, дорогая мадам, говорите. Дело в деньгах?

— Нет, не в деньгах, а в одной жуткой… то есть и в деньгах тоже. .. но… о, дорогой доктор Тул, дело в одной ужасной женщине, и я ума не приложу, как мне поступить. Иной раз я думала, что мне могли бы помочь вы, — вы ведь такой умный, — и я собиралась вам сказать, но стыдилась… И вот оно и началось.

Миссис Мак громко разрыдалась.

— Что началось? — раздраженно спросил Тул. — Я не могу сидеть здесь целый день. Если вы хотите, чтобы я ушел, так и скажите.

— О нет, но только ни майор, ни Мэгги не знают об этом ни слова, так что боже вас упаси, доктор, им проговориться, и… и… вот оно.

Она извлекла из кармана номер «Фримэнз джорнел», пяти-шестинедельной давности и порядком замусоленный.

— Прочтите это, доктор, дорогой, прочтите, и вы поймете.

— Все это? Благодарю вас, мадам, я это уже читал месяц назад, — недовольно буркнул доктор.

— Да нет же… только вот это… смотрите… здесь . — И миссис Мак указала на объявление, которое мы, для сведения читателей, приводим ниже.

«Мэри Мэтчуелл нижайше приветствует особ титулованных и нетитулованных и имеет честь сообщить, что ведет дела, касающиеся знакомств и браков, в кратчайшие сроки и с соблюдением пунктуальности. Ею составлен, ценой немалых издержек, полный список не состоящих в браке особ обоего пола, которые проживают в пределах королевства, с точным указанием их характеров, имущественного положения, возраста и внешних особенностей. Любая леди или любой джентльмен, приславшие описание мужа или жены, каких им желательно иметь, будут незамедлительно и за минимальную плату уведомлены о том, где таковой или таковая имеются и каким образом вступить с ними в контакт. Плата всегда взимается с учетом возможностей клиентов и не ранее, чем будет заключен брак. Миссис Мэтчуелл надеется, что ее деловая добропорядочность и умение хранить тайну послужат в дальнейшем источником бодрости для той несчастной женщины, что претерпела величайшие превратности судьбы, как это описано в ее мемуарах, которые, под названием „Игра фортуны“, вскоре увидят свет. На все письма к М. М., присланные в редакцию, при условии оплаты почтовых издержек, будет дан обстоятельный ответ».

— Как же, как же, я помню… шарлатанка… а ведь это продолжается… кажется, вчера я видел то же самое объявление… проходимка!.. Так вас расстроила эта аферистка?

Тул ткнул пальцем в лежавшую на столе газету.

— Дайте ее сюда, доктор, дорогой. Боже упаси, чтобы они ее увидели… и… и… только не проговоритесь, доктор.

— Да что вы, мэм! Разве не клялся я спасением души? И вы полагаете, что я готов сделаться клятвопреступником из-за какой-то Мэри Мэтчуелл? Фи!

Уговоры, запирательство, уклончивые речи, потоки слез, мольбы о пощаде — и наконец страшная тайна раскрыта.