Маргарита Епатко - Ущелье

Никола быстро вытащил из ножен саблю и засунул ее в футляр вместо меча. Потом аккуратно поставил его в угол и закидал сверху шкурами, разбросанными по сакле.

– Так, теперь подарки делим на троих: писаря, Максима и меня. Подносим бею. Я речь толкну. А ты, Грицко, держись рядом, но не на виду. Будешь у нас вроде охраны. И меч на показ не выставляй. Свиткой его прикрой, что ли.

Был теплый день. Возможно, именно поэтому бей устроил прием гостей по случаю свадьбы одного из своих сыновей во дворе у дома. Все пространство перед ним было застелено коврами. Низенькие столики, груженные едой, в сложном порядке теснились вокруг невысокого подиума, на котором с почетом расположился князь. Было очевидно, что гости с подарками прибывают не один день. Все подношения красиво расставленные расположились по правую руку от бея.

– Добро пожаловать, гости дорогие, – махнул он им и приподнялся, делая несколько шагов вперед. Гости затихли, внимательно глядя на подошедших. Было очевидно, что они пользуются особым расположением хозяина.

– Хорошо ли вас разместили? Получали ли мои подарки? – улыбаясь, спросил седой смуглый мужчина.

– Получили. Спасибо тебе за щедрость и приют, – кивнул Никола. – Позволь и нам в ответ преподнести тебе дары с благими пожеланиями и в благодарность за гостеприимство.

Казаки положили на ковер перед князем пару штук сукна, упряжь явно арабской выделки и почти целый набор заводской посуды с клеймом самого Петербургского завода.

Бей, кивая и цокая языком, внимательно осмотрел подарки.

– Чего ты все крутишься, – писарь в полголоса шикнул на Грицко, наступившего ему на больную ногу.

– Дак, если это свадьба, то где ж невеста? – свистящим шепотом ответил Андрюха, продолжая тянуть шею.

Писарь хотел выругаться, но тут Никола начал речь, суть ее сводилась к тому, что б бей был здоров, богат, а сын принес ему много наследников и так далее и тому подобное.

– Поздравляю тебя, еще раз, – с облегчением произнес Никола заключительную фразу и в этот момент Грицко, продолжавший крутиться, зацепился носком сапога за тяжелый ковер, лежащий у подножия подиума.

– Мать твою, – смачно произнес казак, растягиваясь во весь свой рост у ног бея.

Никола поперхнулся последним словом. Он смотрел на Грицко, неуклюже поднимающегося на колени. Тяжелый меч, запутавшись в длинных полах свитки, оставлял ему не так много места для маневра. Грицко потянулся к оружию, явно намереваясь отстегнуть обузу мешающую встать. Несколько мрачных черкесов, вскочив из-за соседних столиков, недвусмысленно положили руки на рукояти длинных кинжалов на широких поясах.

– А так же отца твоего, сестер твоих и братьев, – выскочил из-за спины Николы писарь. – Всю родню твою поздравляем с этим замечательным днем, – Антип с наслаждением пнул Грицко, заставив его почти ткнуться в колени бея.

– Это раб наш. Охранник. Не в меру усерден и туп, что твоя колода.

– Это хороший раб, если поздравляет чужого хозяина на коленях, – разулыбался бей.

Красный как рак Грицко, наконец, распутал полы свитки и встал на ноги, сходя с ковра.

Князь кивнул слуге и тот поманил казаков за собой, приглашая присоединиться к трапезе.

– Я те припомню раба, – прошипел обозленный Андрюха, с трудом складывая длинные ноги под низенький столик.

– Дубина, – примирительно сказал Никола, – он тебе, да и нам всем, жизнь спас. Ты о чем думал, когда у ног князя черкесского ругался, да за оружие хватался?

– Да я че? Я ниче, – примирительно сказал отходчивый Грицко. – Я ж не нарочно. Прости ты меня, господин писарь атаманов.

– Ох, ты лис, – Антип гордо распрямился при слове «господин». – Так и быть. Прощаю.

– А еды могли бы и поболе положить, – Грицко плотоядно глянул на столик, засучивая рукава.

Участковый с Романом выскочили из тумана и остановились. С десяток машин притормозивших на обочине хлопали дверьми. Обеспокоенные люди выходили на дорогу. Кто-то из женщин то ли плакал, то ли кричал. Беспокойно на одной ноте хныкал ребенок.

– Чего там, Петр? – подбежал к участковому мужик со слезящимися глазами.

– Там, – выпалил Роман и тут же ойкнул. Участковый со всей силы наступил ему на ногу.

– Шнурок завяжи, – добродушно улыбнулся Петр. – Заткнись, – прошептал он, наклонившись к парню. Роман послушно присел, теребя дешевые кроссовки на липучках.

– Машина у меня опять заглохла. Сто раз уже рапорт писал, что новая нужна. Так не могут определиться из каких средств это их финансирование открывать.

– А вы че стали? – он обвел взглядом людей, подходящих поближе.

– Да как ты в туман ухнул, мы перепугались, – честно признался мужик и остальные дружно закивали.

– Чего боятся? А то вы в горах тумана не видели, – Петр глянул за спину. Белое непрозрачное месиво стеной висело за ним. – Однако, с другой стороны, может вы и правы. Зачем в таком тумане ехать? Не видно там ни хрена. Надо подождать, когда рассеется.

– А если обратно вернемся, – подал кто-то голос из толпы.

– Думаю, не стоит, – Петр внимательно посмотрел вдаль.

Метрах в ста от них, за вереницей машин еще одна стена тумана плотно перекрыла дорогу. Люди стали оборачиваться. Кто-то из женщин снова заплакал.

– Без паники, – скомандовал Петр, перекрывая шум голосов. – Ничего страшного не произошло. Вспомните, как зимой нас лавиной отрезало. Неделю без электричества сидели. На старых запасах. А тут всего-то утра дождаться надо. Солнце мглу быстро разгонит. Так что давайте. Все припасы в общий котел. Сейчас пару костров разожжем. Радуйтесь, что не всю дорогу туманом закрыло. Мы вон на горке стоим, это справа и слева низину затянуло.

Люди успокоено загудели, расходясь за продуктами. Несколько человек стали собирать дрова для костров.

– Дядя Петр, – рядом, переминаясь, стоял Роман. – А как же эти? Монстры? В тумане.

– Не было там никого, – глядя в глаза парню, сказал участковый. – Этот туман как морок, как наркотик. Чудится в нем всем разное. На самом деле неправда все это.

– Это как? Отчего? – удивился парень.

– А фиг его знает, – философски ответил участковый. – Может травы у нас какие в это время цветут. Тебе монстры, а мне матушка моя покойная в тумане мерещится. Подойдет и смотрит на меня грустно и ласково.

– И говорит? – у Романа глаза стали размером с пятирублевую монету.

– Молчит, как совесть моя до этого дня молчала, – хмуро сказал участковый, – так что людей не пугай. Понял? Иди лучше с костром помоги.

Роман опустил голову и пошел к машинам.

– Петр Кузьмич, Оленьку не видели? – подскочила к участковому женщина с грудным младенцем, заливающимся унылым тусклым плачем.

– Не беспокойся, щас поищу. Сына успокой.