Юлия Аксенова - Проклятие тангеры

До окончания милонги полтора часа, в чашках дымится крепкий кофе, течет бурный и переменчивый поток беседы. До окончания праздника надо успеть ответить на единственный вопрос: с кем ехать домой?

Домой – это именно домой! В свою квартиру, где мирно спят мама и папа, в родную ванную, в собственную уютную одинокую постель. Чтобы как следует выспаться, понежиться, прийти в себя. Но точки над «i» расставляются этой ночью. Кто повезет ее до дому, тот и останется в ее жизни… до конца дней? на ближайшие полгода? на следующие сутки? Виталий? Костя? Конечно, Костя! Или Виталий?

Долгожданное решение ниоткуда не приходило, не вытекало ни из каких соображений, и тело отказывалось делать выбор. А сердце, голос которого Ксения старалась расслышать сквозь мелодию «Кумпарситы», шептало давно знакомые, давно любимые, но казавшиеся прежде малопонятными стихи:

«Кумпарсита» растворилась далеко вверху, под высоким потолком бывшего заводского цеха, а стихи остались на губах. Ксения заканчивала шептать:

И принималась твердить сначала:

– Слушаю тебя, Оксана!

Виталий сразу заглушил радио и продолжал одной рукой аккуратно направлять автомобиль по узкому проселочному шоссе.

– Я ни о чем не знала, – заявила Оксана решительно. – Я никому не желала зла настолько сильно! Поверь мне!

– Я-то здесь при чем?

Виталий для убедительности даже вздернул бровь, хотя девушка не могла его видеть.

– Мне среди ночи позвонил Валентин и злобно сказал, что ты уничтожил демона, которого я напустила ради мести на его фестиваль. Он рассказал о смертях. Я не знала!

Виталий пожал плечами.

– Я же тебе рассказал про Лео. Ты сказала, что не можешь его простить даже посмертно.

– Да, – смутилась собеседница. Помолчав, она продолжала: – В среду я пришла на урок и узнала про Рому. Я рыдала следующие три дня, понимаешь?!

– Я понял, что ты никому не желала ничего плохого, – ответил Виталий, не без тайного злорадства подпустив немного иронии.

– Я правда не колдовала! – взвилась Оксана.

– Я понял, – повторил Виталий еще спокойнее и двусмысленнее.

– Валентин напугал меня. Он сказал, что я, уходя, прокляла его и всех. – Голос Оксаны вдруг стал тихим и грустным. – Но я ничего такого не говорила. Я не произносила проклятий. Зачем бы я тогда пришла в среду? Знаешь, что такое приходить в проклятое место?!

– Ты сказала ему, – напомнил наблюдательный Виталий, – «от тебя уйдут все».

– Я имела в виду, что у него неправильная политика, что он не любит людей и не дорожит ими, что нельзя брать деньги и ничего не отдавать взамен.

– Ну, – усмехнулся Виталий, – что сказала – все твое.

– Знаешь что!!! Моя совесть чиста, с какой стати я должна оправдываться?! Пока. С праздником!

– Оксана, постой! – запоздало дернулся Виталий, но трубка уже пропела отбой. – Зря я с ней так! – пробормотал он и покачал головой. – Она правда не нарочно.

Он ни на миг не забывал гадание, и как Оксана испугалась, увидев в чашке изображение угрожающей ему молодой брюнетки. Должно быть, она испугалась еще сильнее, когда узнала, что один за другим переселились в мир иной два человека, на которых она гневалась. И постаралась больше не думать о том, что пугало и вызывало чувство вины. По крайней мере, Виталий поступил бы именно так: поторопился бы изгнать из головы дурные вопросы, на которые не находится ответов! Как Оксане сейчас тяжело, отвергнутой, находящейся под несправедливым, в сущности, подозрением – не сложно было догадаться! В конце концов, Валентин сам оскорбил огонь и своими руками выпустил джинна из бутылки!

«Потом позвоню ей как-нибудь. Поговорим», – решил Виталий, и совесть более или менее успокоилась.

Поспать сегодня так и не удалось – ни единого часа. Но Виталия это не расстраивало. Он пока держался бодро и сладостно предвкушал крещенскую купель. Вновь, как и в прошлом году, он оказался на Гремячем поздновато: в одиннадцать утра автомобилей на поле уже набралось предостаточно, к источнику выстроились длинные очереди по узким деревянным настилам. С объемистой сумкой, где лежало все необходимое для купания, боком стал продвигаться вперед. Настилы разветвлялись, тянулись направо и налево, и все были плотно уставлены людьми. В руках почти у каждого – по нескольку пятилитровых баллонов. Виталию хотелось пройти к купели короткой дорогой, хоть мостки здесь были уже. Несколько метров по краю настила над небольшим овражком – и прямо перед его носом оказалась черная спина. Виталий вежливо попросил немного подвинуться. Мужчина, стоявший впереди, ответил, что никого не намерен пропускать. Короткое препирательство – и выяснилось: скандалист уверен, что все, идущие за Виталием, хотят без очереди проникнуть к источнику. Руки зачесались аккуратным ударом сбросить злобного паломника в овражек. Однако он постыдился портить священный день. А уходить с позором не хотелось.

– Ничего, мы тебя обойдем! – пробормотал ожесточенно.

Он прыгнул в овражек и, улыбаясь, подал руку женщине, шедшей позади. Больше никто из арьергарда не решился за ними последовать. Женщина – стройная и легкая – в два прыжка оказалась на твердой земле. А Виталий неожиданно обнаружил, что застывшее ледяное месиво подается под ногами. Второй тяжелый шаг – и он по щиколотку в чавкающей жиже из глины и снега. Третий шаг-прыжок вывел и его на твердую почву. Досада, обида, ярость мгновенно вскипели в душе, пока Виталий выбирался на мостки. Ботинок и брючина – в рыжей глине. Должно быть, тот, кто преграждал путь, вовсю злорадствует! А может, так же досадует, что не справился с поставленной самому себе задачей.

Дурные мысли и дурное настроение улетучились, как только Виталий увидел оживленную толпу вокруг купели. Люди раздевались, одевались, растирали покрасневшие тела полотенцами, шумно погружались в воду. Ощущение праздника и светлого чуда вернулось.

Виталий остановился на дальних подступах, переоделся в любимый халат – роскошный, из натурального тканого меха. Далее шествовал важно, как падишах на торжественном приеме, и благосклонно принимал восхищенные взоры и реплики встречных.

У самой купели окончательно разделся. Плохо, когда некому сбросить на руки халат и полотенце. Хорошо, когда есть.