Юлия Аксенова - Повелитель ветра

Парадоксально, но, на сей раз мне хотелось искупаться! То есть нормально поплавать в такой теплой воде – без спасательного жилета, джинсовой куртки и долларов. Предложила, он согласился. Но я долго плавала, а он быстренько туда-обратно – и на берег. До сих пор не знаю, почему: замерз? устал? не хотел плыть так же медленно, как я?

В неуютном ангаре, спрятавшись за серфовым парусом, переодеваюсь. У каждого из нас большая часть вещей вымокла, но оставался сухой запас. Он предложил мне свои шорты и рубашку. Но у меня были джинсы, взятые на случай вечернего холода. Надела их, а сверху – его синюю рубашку с коротким рукавом и оранжевыми пальмами. Мне сразу стало так хорошо, так уютно в ней!

Идем к стоянке вверх по крутой асфальтированной дорожке. Он скоро шагает и продолжает восхищаться моей выдержкой, а я ему, задыхаясь: «Только я не умею так быстро ходить в горку!» – «Прости!» – сбавил темп.

Бросили вещи в багажник. Он подошел ко мне вплотную, посмотрел сверху вниз в лицо и молча стал целовать в губы. Теперь не предупреждал: давай, мол, поцелуемся! Я ясно сознавала, что мы делаем это на глазах у охранника. Он целуется именно в той осторожной, легкой манере, которая мне нравится! Все происходило так естественно, как дышится, и с таким удовольствием, как дышится чистым горным воздухом!

Я впервые села в его машину совершенно спокойная, расслабленная, подтянула джинсовую коленку к подбородку. Чувствовала себя раскованной, привлекательной, желанной. А главное – что все определилось и все уже хорошо! Уверена: если бы не «кораблекрушение», мы не сблизились бы так быстро и просто…»

Ярослав остановился. Перечитал последние несколько фраз. Вернулся к описанию рубашки Григория, которую надела Ксения. Опять мороз побежал по коже. Позавчера внутри собственной машины он не просто встретил астральную проекцию Ксении. Он побывал в прошлом этой женщины. Что-то будет дальше?.. Додумывать не хотелось. Ярослав предпочел зацепиться за текст. Похоже, там есть все ответы на его тревожные и безумные вопросы!

«Рабочие опять свалили раньше, чем мы вернулись. Он поставил жариться семгу. Пока рыба готовилась, повела показать дом, который уже оброс стенами и теперь изнутри покрывался вагонкой. Зашли в комнаты. Так умилял его вид в фартуке! Так тянуло к нему. Обняла. Снова стали целоваться. Ровно в тот момент, когда я подумала, что пора пойти проверить плиту, он сказал: «Прости за прагматизм. Надо идти: рыба сгорит!»

По возвращении отправилась развешивать наши вещи сушиться. Он хотел оставить свои до дома. Я ответила: не люблю, когда в пакете преют мокрые! Он согласился – вешай! «А соседи не будут удивляться, что у тебя на веревке висят мужские трусы?» Мокрые деньги расклеила по стеклам окошек. Он все это фотографировал, я смеялась: компромат! Отец не должен увидеть этих фотографий!

Розетка в домике одна. Когда плитка работает, опасно включать еще и свет. Для готовки он зажег над плитой лампочку на батарейках – свой подарок, а я светила ему фонариком, пока он рассматривал мои фотоальбомы. Фонарик горел тускло, но он уверял, что все хорошо видит. Однако не похвалил даже тех кадров, которыми восхищались все. Я была разочарована. Позже выяснилось, что ничего он там толком не разглядел. А может, мысли были заняты другим.

Все-таки я еще трепетала перед предстоящими нам переменами, поэтому для храбрости надралась привезенного им белого вина. После еды он произнес чудную фразу: «Давай полежим вместе!»

Ярослав с запозданием обнаружил, что находится на пороге описания любовной сцены, главным действующим лицом которой будет его старший друг и учитель. Он зажмурился, чтобы не видеть строк, по которым автоматически бежал взгляд, но успел выхватить что-то, к своей радости, вполне целомудренное:

«…Разговаривали. Он сказал: «Я всю неделю мечтал об этом: твоя голова на моем плече!» И меня буквально преследовала эта простая фантазия… Сказала: «Гад! Вот почему я всю неделю мучилась, только об этом и думала!»

Ярослав отжмурил один глаз. Ему снова повезло – ничего интимного: «…это только с женой. Хотя бы гражданской!» Я услышала так: меня зовут в жены, для начала – гражданские!..»

Ярослав заметил, что пропускает куски текста не случайно: они вычеркнуты простым карандашом. Не замазаны, а просто вычеркнуты. Мол, если ты человек порядочный и нет суровой необходимости, не читай это, пожалуйста! Он отер выступивший на лбу пот. Такую пытку могла придумать только женщина! Не потому, что так уж хочется заглянуть в запрещенное, а потому, что оно же само лезет в глаза! Он положил тетрадь на колени и закрыл широкими ладонями весь текст, кроме следующего разрешенного участка. Свободным от карандашного барьера оказался вовсе обрывок без начала и конца:

«Ни разу позже он не обращался ко мне так: «моя родная». Я решила: раз он предоставляет выбор мне, значит, сам был бы не против, даже за. «Нет! – я истово замотала головой. – Нет-нет, не надо!» – уверенная: он понимает, на что я соглашаюсь!»

Ярослав совсем не понял загадочной фразы. Она говорит: «нет, нет, нет» – и это означает какое-то эпохальное согласие. Он так разозлился, что приподнял ладонь. Пробормотал смущенно: «Ах, вот в чем дело!» Речь шла о системе предохранения и вероятной беременности. Чтобы понять это, Ярославу пришлось пройти через мучительное смущение: откровенная картина, описанная Ксенией, вспыхнула перед его глазами, тем более отчетливая, что героиню сцены он однажды повстречал в интимной обстановке, хоть и в виде астральной проекции, а с героем, то есть Григорием, был знаком тысячу лет…

Да, теперь Ярослав ясно сознавал, что в спальне Григория «встретил» тогда именно Ксению, только была она там совсем другой: не усталой, печальной, обреченно принимающей свою участь, а юной, задорной и нежной! Вспомнились ночнушка и брючки, запрятанные на полке под постельным бельем. Естественно, тип женской энергетики, отпечатавшийся на этих вещах, казался ему смутно знакомым, как и сама утренняя «посетительница». Если бы не различия в состоянии ее души, он узнал бы Ксению еще в тот момент – ведь они уже были знакомы!

Следующую страницу, которая была зачеркнута целиком, он с облегчением пролистнул. Снова отер пот со лба. Можно немного расслабиться: этот листок чистый, без карандашных заборчиков!

«… В этом было столько нежности, свободы, открытости, доверия! Близости!

Потом пили чай – уже не из самовара: на это не было сил!

Говорили об именах. Почему его так назвали, почему меня, кто какие сокращения предпочитает. Ему нравится мое имя: можно звать весело и звонко – Ксенька. Я: «Хоть горшком назови, только в печь не ставь!» Искренне посмеялся. А какие варианты своего имени он предпочитает? «Гриша, Григорий. Не люблю, когда зовут Грегом: это на иностранный манер, а я же русский и живу в России!»