Монтегю Джеймс - Два доктора

По собственному опыту знаю, что хотя в старых книгах частенько случается находить заложенные бумаги, интересные среди них попадаются весьма редко. Однако все же попадаются, поэтому никакую находку не стоит выбрасывать, не просмотрев. Это я к тому, что до войны у меня имелась привычка покупать по дешевке старые гроссбухи, в которых всегда оставалось немало чистых листов прекрасной бумаги, вполне пригодной для моих собственных нужд. Один такой мне довелось чуть ли не даром приобрести в 1911 г. Его плотный переплет был основательно покороблен, поскольку там годами хранились целые папки с посторонними бумагами. Большая часть из них к моменту покупки уже ни на что не годилась, но одна показалась мне небезынтересной. Не приходилось сомневаться в том, что бумаги принадлежали юристу, поскольку на папке красовалась наклейка с надписью «Самое необычное дело, с каким мне приходилось встречаться», а также инициалами и адресом в Грэйс Инн. Внутри оказались материалы судебного разбирательства, главным образом показания возможных свидетелей. Объяснений подсудимого или обвиняемого в деле не нашлось, да его, похоже, и не было. При всей неполноте материалов можно придти к заключению что речь идет о некой загадке, связанной со сверхъестественными явлениями. Предлагаю вам попробовать в ней разобраться.

Итак, эту историю и фон, на котором она разворачивалась, я представляю себе следующим образом.

Место действия Айлингтон, время действия июнь 1718 г., погода прекрасная, сельский пейзаж радует взгляд. Во второй половине дня доктор Абель прогуливается по своему саду, дожидаясь, когда ему приведут лошадь, чтобы отправиться с назначенными на сегодня визитами. И тут Люк Деннет, доверенный слуга, прослуживший ему добрых двадцать лет, подходит к доктору со словами (далее привожу слова названного слуги):

Я сказал, что хочу поговорить с ним, и, чтобы я мог сказать все, что нужно, прошу уделить мне около четверти часа. В ответ он пригласил меня в служившую ему кабинетом комнату, дверь которой выходила на ту самую террасу, где я застал его прогуливающимся, вошел туда сам и уселся. Я сказал, что во многом против собственного желания вынужден искать себе новое место. Он поинтересовался, какая причина побудила меня к подобному решению, принимая во внимание длительность моей службы. Я со своей стороны сказал, что он явит мне великую милость (вот какие обороты были в ходу в 1718 г.), ежели отпустит без упреков, потому как мне всегда хотелось, чтобы все было по-доброму. Насколько мне помнится, он ответил, что всегда стремился к тому же самому, но просто хочет знать, с чего это у меня после стольких лет службы вдруг возникло такое желание. В частности, им было сказано следующее: «Надеюсь тебе понятно, что в случае твоего ухода со службы не может быть и речи об упоминании твоего имени в моем завещании?» Я заверил его, что принял это во внимание.

«Если так, — сказал он, — то у тебя тем более должна быть какая-то причина, и, возможно, я смог бы все уладить». И тут, не видя способа отвертеться, я сказал насчет постельных принадлежностей и бельевой все то, что было отражено в моих, данных под присягой, письменных показаниях, и добавил, что дом, где случаются такие вещи, не для меня. Он насупился, обозвал меня дураком и обещал дать расчет завтра, но, поскольку я уже уволен, запретил ночевать в его доме. Тут ему привели лошадь и он уехал, а я переночевал у мужа моей сестры в Бэттл-бридж и поутру явился к бывшему хозяину, который при расчете удержал с меня крону.

Впоследствии я нанимался на службу к разным господам в разных местах, а его не встречал ни разу до тех пор, пока меня не нанял доктор Куинн из Доддс-холла в Айлингтоне.

В приведенном тексте есть совершенно темные места, касающиеся «данных под присягой письменных показаний» и также «постельных принадлежностей». Упомянутых показаний в деле не обнаружилось: боюсь, их изъяли в силу странности содержания, а назад не вернули. Таким образом, пока в наших руках отсутствует какой-либо ключ к этой истории, хотя впоследствии кое-что прояснится.

Следующим на сцене появляется викарий Айлингтонского прихода преподобный Джонатан Пратт, сообщающий немаловажные сведения об образе жизни и репутации двоих практиковавших в его приходе врачей доктора Абеля и доктора Куинна.

Трудно ожидать, — утверждает священник, — чтобы врач регулярно посещал утренние и вечерние службы, да еще и бывал по средам на проповедях, но я должен сказать, что в меру своих возможностей и тот, и другой исполняли свой долг как подобает добропорядочным членам англиканской церкви. Однако (если вам угодно знать мое личное мнение), могу добавить, что доктор Абель отличался некоторым, говоря по-ученому «суемудрием». Вот доктор Куинн, тот, на мой взгляд, был истинным христианином, не слишком дотошным в вопросах веры и старавшимся простодушно приноравливать свои научные познания к религиозным истинам. Доктор же Абель постоянно задавался вопросами, возможность получения ответов на каковые, по моему убеждению, не предусмотрена Провидением для живущих в земной юдоли. Например, он интересовался моим мнением по поводу того, какое место в нынешнем Божием мире отведено существам, в свое время не присоединившимся к взбунтовавшимся и падшим ангелам, но и не вставшим твердо на стезю благодати.

Естественно, что первой моей реакцией стал вопрос: а какие у него вообще имеются основания для веры в существование подобных созданий, ведь — насколько я понимаю, ему это известно — в Священном Писании о них не упоминается? Оказалось — раз уж тема затронута, то, пожалуй, можно привести и весь разговор — он опирался на такие свидетельства, как упоминание Иеронимом сатира, будто бы разговаривавшего с Антонием, но считал, что косвенные указания на подобные случаи можно найти и в самом Писании. «А кроме того, — говорил он, — вы сами знаете, что люди, проводящие дни и ночи на лоне природы, поголовно верят во всяких диковинных тварей, и их вера основана на личном опыте. Возможно и вам когда-нибудь выпадет случай основательно удивиться, ведь людей наших с вами профессий могут вызвать к нуждающемуся в любой час».

Стало быть, — сказал я, вы согласны с Мильтоном в том, что

Так?

Не знаю, почему Мильтон назвал их незримыми, отозвался мой собеседник. — Впрочем, эти строки он наверняка написал уже будучи слепым. Но во всем остальном он, по моемусуждению, прав.

— Однако, сказал я, — хотя, возможно, меня вызывают в позднее время не так часто, как вас, такие случаи бывают, но мне покуда ни разу не посчастливилось встретить на ночной айлингтонской улочке сатира. Если же вам повезло больше, то ваше открытие, думаю, может несказанно порадовать Королевское общество.