Саймон Кларк - Вампиррова победа

— И черных крыс тут тоже нет. — Электра отошла к бару, чтобы смешать себе еще один джин-тоник. — Спроси в «Рентокиле» [7]. Леппингтона и на картах-то их нет.

— Ну, если вам доведется увидеть черную крысу, — улыбнулся Дэвид, — можете поздравить себя с удачей: они почти вымерли. Несколько столетий назад сельскую местность наводнили бурые крысы и практически уничтожили популяцию черных.

— Если пальцы рабочему откусила не крыса, — Бернис сморщила носик, — то что это было?

Дэвид пожал плечами. Он уже решил не упоминать о следах человеческих зубов..

— Все, что мне приходит в голову, — это то, что под брусчаткой могло быть закопано какое-то механическое устройство. Может, особый насос, перегоняющий сточные воды на более высокий уровень.

— Но ведь рабочие должны были о нем знать?

Улыбнувшись, он отхлебнул пива.

— Тайна сгущается. Но в одном нет никаких сомнений.

— И в чем же?

— В том, что я не намерен запускать туда руку, чтобы выяснить, что это. Ваше здоровье. — Он поднял свой бокал.

Джейсон Морроу катил по узким улочкам, уводившим в холмы за пределами Леппингтона. Фары машины высвечивали кусты, дрожащие на ветру. Джейсону казалось, что все они похожи на свиней, и он готов был поклясться, что они движутся вдоль дороги, как будто бегут, стараясь держаться вровень с его машиной.

Прежде всего он планировал посетить пригородный парк. Возможно, здесь он найдет то, что ищет. И тогда он на время сможет вырвать из себя этот голод, этот жгучий, отравляющий голод. Стоит ему очиститься, и несколько недель он сможет спокойно сидеть и смотреть, как его жена ест шоколад и пьет пиво, в то время как ее свинячьи глазки поглощают бесконечное варево «мыльных опер».

Справа замаячил указатель: ГОРОДСКОЙ ПАРК ЛЕППИНГТОНА. Он свернул направо; теперь шины скрипели по глине.

Жить Джейсону Морроу оставалось не больше часа.

Обед оказался удачным. Дэвид немедленно проникся симпатией к Бернис. Если верить первым впечатлениям, то Электра не только имела обыкновение напускать на себя высокомерный вид, но и нрав у нее был крутой, однако вскоре хозяйка гостиницы расслабилась и смягчилась (чему, без сомнения, помогли основательные дозы джина с тоником, за которым — под оленину — последовало красное вино). Разговор шел о пустяках, хотя время от времени Электра вставляла интеллектуальный комментарий о постановке Шекспира, которую она видела, или о музее, который она однажды посетила в Барселоне, Риме или еще каком-нибудь таком же экзотическом месте.

Обедали в маленькой банкетной, отделенной от общего бара гостиницы деревянной перегородкой со вставками из матированного стекла. Иногда Дэвид замечал размытые очертания головы одного из пьющих или слышал случайные раскаты приглушенного смеха.

У Бернис не было аппетита. Все время обеда перед ее глазами, казалось, танцевал образ светловолосого, с очками на носу, Майка Страуда — рассказчика с пленки. Чтобы отвлечься, она попыталась принять участие в застольной болтовне. Но уже ловила себя на мысли о том, как спустится в подвал, туда, где на видео Майк бился с невидимым противником. Я спущусь туда завтра, говорила она сама себе, когда Электра сядет в поезд в Уитби, чтобы отправиться за покупками. Тогда я превращусь в детектива и расследую, что сталось с ним.

Попивая вино, Бернис смотрела на Дэвида Леппингтона. Тот улыбался и непринужденно болтал с Электрой. Темные брови весьма привлекательно поднимались над по-мальчишечьи живыми синими глазами.

Что он видит, когда она переводит эти синие глаза на меня, спросила себя Бернис. Это была давняя ее игра. Она соскальзывала в нее без особых усилий. Она представляла себе, что смотрит на саму себя чужими глазами. Может, ему нравятся мои светлые волосы и карие глаза. Но он, наверное, считает меня наивной и нескладной по сравнению с Электрой, которая может с такой уверенностью процитировать Шекспира или наизусть прочесть строчку-другую из Китса или Оскара Уайльда и ни разу не споткнуться.

И синий лак для ногтей был ошибкой, Бернис, пожурила она себя, с неприязнью поглядев на ногти, как будто они исподтишка сами окунулись в синее, когда она отвернулась. Из-за них я похожа на четырнадцатилетнюю пустышку. А теперь они говорят о чем-то таком, о чем я понятия не имею. Энштейн, это кто? Скульптор? Или поэт? Или, может, даже художник? С тем же успехом он может быть второстепенным персонажем из «Рен энд Стимпи» [8]. Скорее бы обед кончился, тогда я смогу вернуться к себе.

Бернис подумала о видеокассетах в чемодане, лежащем на дне платяного шкафа. Подумала о человеке в очках. Подумала о том, что ходит по ночам за ее дверью.

Завтра я спущусь в подвал. Я стану детективом и выясню, кто такой — или кем был — человек в очках, и узнаю, что с ним сталось.

— Электра, не могли бы вы пройти на кухню?

Бернис с усилием оторвалась от своих грез. Одна из буфетчиц разговаривала с Электрой.

— А это не может подождать, пока я не выпью кофе?

— Там у черного хода вас спрашивают.

— Кто?

— Он не назвался.

— Мужчина? — Электра насмешливо усмехнулась. — М-м-м, быть может, у меня удачная ночь. — Она промокнула губы салфеткой. — Извините меня на минутку, долг зовет.

Электра величаво выплыла из комнаты, буфетчица исчезла следом.

— Внушительная женщина, — с улыбкой обратился Дэвид к Бернис. — Несладко придется тому, кто выведет ее из себя.

Джейсон Морроу припарковал машину возле общественного туалета в городском парке. Строение было погружено в кромешную тьму. На фоне встающей луны видны были лишь верхушки деревьев.

Он помедлил не более секунды, потирая шишковидный костяной нарост над бровью.

Давай же, покончи с этим. Потом сможешь вернуться к своей мисс Пигги и обнять бутылку водки у телевизора.

Он выбрался из машины, как можно беззвучнее закрыл дверь; вот он я, расстроено подумал он, крадусь, как вор в ночи.

Легким шагом он двинулся к мужскому туалету.

Он не был геем. Он врезал бы любому, кто хотя бы предположил такое. Только вот время от времени у него возникала эта бредовая потребность. Стоило удовлетворить ее, и его ожидали недели, даже месяцы свободы. Ладно, он занимается сексом с мужчиной. Но он все-таки продолжал говорить себе, что он не гей. Сама мысль об этом вызывала у него отвращение. У него только есть этот порок... это пристрастие... этот зуд, который надо почесать.

Он вошел в общественный туалет. Писсуары были грязными и воняли всем тем, что собралось в забитых стоках. Освещение шло от единственной флуоресцентной лампы, которая гудела и мигала под потолком. Здесь местные голубые встречали своих друзей... только ведь он не голубой, мрачно повторил он. Это же просто причудливая потребность, которую время от времени надо удовлетворять. Да что там, однажды утром он проснется и поймет, что ему никогда больше это не потребуется.