Кирилл Клерон - Вампиры в Москве

Но ведь нет никаких сребреников, нет икорки-балычка. Будь его воля, и за миллион бы не продал, и за миллиард. Это мент-гадина заставил, да чтоб ему год ни с кем трахаться, чтоб его в рядовые разжаловали, чтоб ему…

Между тем, ситуация внизу тоже не была безоблачной. Уверенность, что с пустыми руками им не уйти, возникла сразу же по очень специфическому запаху, перебивавшему все прочие, тоже не изысканные, ароматы подземелья. Совсем недавно Малючков освежил в памяти этот тлетворный запашок, поэтому ошибиться не мог:

В одном из домов по соседству с его о/м, в одной из квартир, повесился старый КГБист, забытый и покинутый всеми противный принципиальный старикашка. Соседи долго принюхивались, перешептывались, а потом вызвали милицию. Как назло, вызов пришелся на дежурство Малючкова. Чуть не стошнило, хотя работал в противогазе.

На этот раз тлетворный запах — распространялся из-за неплотно прикрытой небольшой двери, видневшейся на стене коллектора и, вероятно, ведущей в искомое бомбоубежище. Опер сделал знак и все присутствующие, в том числе и шустрая собака, заглохли. Он слушал тишину, как слушает звуки настройщик рояля для выступления Рихтера. Что там, за дверью?

А там было тихо, как в могиле, как днем на заброшенном кладбище. Опыт и интуиция подсказывали, что никого из живых там нет. А мертвые, так их в этой компании никто не боялся — не любили, конечно, но и не боялись. Тем не менее, подойдя к двери, опер зычно крикнул:

— Милиция, никому не двигаться. Всем на пол, руки за голову, лицом вниз. Кто шелохнется —стреляю.

Сначала в узкий проем добровольно вошла собака. Никакой реакции. За собакой последовали и остальные участники расследования, и снова не нашлось желающих пошевелиться и получить пулю. Не углубляясь в темноту помещения, прямо над входом укрепили два мощных фонаря, уверенно осветивших бомбоубежище. Да, там было на что посмотреть:

Первый труп, казалось, умело и тщательно выполнил грозный приказ Лицом вниз! Он лежал ничком, сильно вонял и был весь вывален в земле и пыли, словно окунь в тесте и сухарях. Бррр, ну совершенно не аппетитно. Чуть сзади виднелась ниша, судя по всему, совсем недавно проделанная в стене. Прямо над нишей зеленой краской было нарисовано некое подобие креста и виднелся следующий текст:

Друг Ганин.

Великий биолог

и просто хороший человек.

Похоронен 17.08. 1991

Покойся с миром!

Видимо, эта самодеятельная могила и послужила последним пристанищем телу, которое теперь бесхозно валялось на бетонном полу. Пожелание покоиться с миром не исполнилось.

(— Ганин, Ганин…)

Что-то знакомое слышалось Грищуку этой фамилии, что-то почти родное. Совсем недавно с ней встречался. Пьяница, разбивший витрину винного магазина? Вроде нет. Содержатель притона на Плющихе? Нет, он еще за решеткой… Да, конечно же — бедолага, попавший в переделку около набережной. 600 рублей. Потому и родное.

Зажимая нос, следак ногой перевернул тело. Особо долго приглядываться не пришлось:

(— советовал же я избегать стремных знакомств, еще в больнице советовал…)

На месте происшествия присутствовал еще один труп — более свежий, но и более обезображенный. Казалось, чьи-то острые челюсти откусили уши, нос, губы, половые органы, потом выплюнули их на пыльный пол, а потом аккуратно собрали в целлофановый пакет Marlboro. Рядом с пакетом, на грязной общепитовскои тарелке для супа, в сгустках засохшей крови лежало человеческое сердце. Хорошо еще, что не плавало.

Доктор аж присвистнул, внимательно осмотрев труп:

— Это какой же силищей надо обладать, чтобы сердце вырвать!

— Может, вырезали?

— Нет, не похоже. Именно вырвали!

Малючков недоверчиво хмыкнул:

(— ишь ты, с первого взгляда определил…) (— уж кое в чем я разбираюсь, в отличии от некоторых)

Но не только двумя жмуриками и пакетиком с отвратительными «гостинцами» оказалось богато это ужасное местечко. Так всегда бывает — то пусто, то густо, то две капли на донышке, то через край. Острый глаз Малючкова узрел на бетонном полу мелкие фрагменты человеческого черепа и уже начал уныло соображать, где искать третий труп:

(— может, в стенку замуровали…)

Доктор же, хотя и порядочная сволочь, успокоил, внимательно повертев осколок в руках:

— Этот уже лет пятьдесят, как покойник.

Помимо всего этого безобразия, на полу валялся еще один череп — то ли кота, то ли лисицы, а также засохший хвост ящерицы и пожелтевшие и порванные страницы какой-то книги, изрисованные странными знаками и символами. Прочтя название одной из глав Оккультное значение крови девственницы, опер не сомневался, с чем имеет дело. Да и как сомневаться, когда джентльменский набор завершала совершенно дурацкая резиновая маска с опухшим лицом мертвеца, завершала, как неумелая пародия на весь остальной ужас:

(— ну все подготовили для шабаша, только козла вонючего не хватает. Насмотрятся их мерзких фильмов, а потом и чудят-дуркуют по чердакам-подвалам, попадитесь только — мигом устрою Варпулгириевую ночь, помелами задницы попротыкаю!)

Вот так, и не вздумайте ухмыляться! Ну спутал опер Варфоломеевскую ночь с Вальпургиевой, подумаешь! Ну не знал, что на шабашах задницы целуют, а не протыкают. Он же университетов не кончал, зато мог воробью голову с тридцати метров снести. Ну забыл на секунду, что не с детскими шалостями столкнулся, а с двумя жуткими убийствами. Ну сколько можно придираться к советским ментам?!

А потом начала странно скулить собака, по помещению пробежал легкий сквознячок и сердце нехорошо заныло. Может нервы пошаливают? Как по, команде Смирно! все застыли, опасливо глядя на дверь, ведущую в коллектор. Грищук даже инстинктивно схватился за пистолет и Доктор перестал скалиться своей идиотской улыбкой. Все настороженно ждали незванных гостей.

Ха-ха… Ха-ха-ха… Через мгновение оставалось только посмеяться над смутными опасениям и инстинктивными ощущениями, ибо все это обман чувств и фикция! Гости действительно появились, но какие — смех и грех:

На пороге, один за другим, подняв хвосты и слегка ощетинившись, показались три котища — с блюдца глазища. Степенно огляделись по сторонам, как основные, остановились и, казалось, начали о чем-то перешептываться (перемурлыкиваться).

Можно было только посмеяться над явлением этих любимцев Куклачева, но почему-то никто из присутствующих даже не улыбнулся. Колли по-пластунски перебрался за растерзанный труп и залег там, как трусливый партизан в глубоком окопе. Положив мохнатые лапы на глаза, он мелко дрожал и не желал ничего видеть. Грищук инстинктивно отпрянул. Даже крутому Малючкову, грозе московских бандитов и обладателю медали За личное мужество, сделалось не по себе и он взвел курок. И только Доктор несколько подобострастно позвал: