Антон Соя - З.Л.О.

Аппетит, как известно, приходит во время еды. Черняк постепенно терял страх и однажды ошибся. На КПП стояло абсолютно неземное создание. Белые кудряшки, васильковые глаза, короткая розовая куртка, тонкая беззащитная шея. Черняк действовал на автопилоте. Он шел за девушкой, а его сердце (даже у чертовых маньяков есть сердце) стучало отбойным молотком, разгоняя по телу пылающий коктейль адреналина с тестостероном. Ответов на вопросы он попросту не слышал. Мысль была только одна: лишь бы никто не встретился по дороге. Черняк смотрел на худую шейку, на выпирающие позвонки и предвкушал, как он раздробит их припрятанной за камнем саперной лопаткой. Несколько раз он не удержался и всхлипнул от возбуждения. Девушка оборачивалась и жалела скулящего солдатика.

Заканчивался теплый сентябрь. Бабье лето. Черняку нравилось это название. Его «бабье лето» началось в июле с приезда сорокалетней Гульнары Сиддиковой из Сыктывкара. Черняк в первый раз попал в наряд на КПП. Ему выпал отличный день для наряда, комсостава в полку нет — можно расслабиться. Вот старший по наряду толстый прапор и расслабился, растекся по столу в сладкой дреме и предвкушении вечерней встречи с любовницей, женой уехавшего на «целину» приятеля. Из мира приятных мыслей его вырвала приехавшая к сыну мамашка. В полку служили в основном дети диких степей и гор, так что посетителей к ним приезжало немного, поэтому прапор с интересом посмотрел на миловидную татарочку:

— К сыну?

— Салават Сиддиков. Связист он.

— Эй, солдат, как там тебя, где у нас сейчас связь?

— На полигоне, товарищ прапорщик! — ответил солдат Черняк.

«Не найдет сама», — подумал прапорщик.

— Посмотри-ка рядом с КПП кого-нибудь. Пусть проводят даму.

Черняк вернулся через пару минут.

— Никого нет, товарищ прапорщик.

— Ну, значит, повезло тебе, солдат. Сходи пробздись, а мы тут с Бахтияром подежурим, — (почти не говорящий по-русски узбек, сверкнул золотозубой улыбкой, услышав свое имя), — ну и обратно проводишь. Вряд ли его надолго с полигона отпустят.

Когда Черняк вернулся на КПП, прапорщика там не оказалось — метнулся на часок к любовнице в городок. Невзрачному чудовищу не пришлось врать, почему он вернулся один и почему его руки так сильно трясутся.

— Э-э, где гулял? — спросил, нахмурив брови, Бахтияр. — Прапор злой был.

— Бабу провожал, — ответил немногословный Черняк.

Он вообще считался молчаливым. Зато на следствии разговорился — не остановить. Деловито, спокойно рассказывал, как булыжником сломал позвоночник Гульнаре, как насиловал, как яму за камнем руками рыл (валун давно приметил), как боялся, что сына отпустят мать провожать, как обрадовался, что она обратно одна идет. Видавшего виды следователя уже тошнило от его рассказа, а он все продолжал — методично, сухо, по-бытовому. Боялся, что бить будут. Хотел быстрее все рассказать — и в камеру.

— Зачем?

— Захотелось очень, бабы давно не было, в отпуск зимой не пустили, даже в увольнение в Выборг не отпускали. А если и отпустят, что толку, кто такому жалкому даст? Ну вот, пока бабу до полигона провожал, захотелось так, что сил не стало терпеть.

— А убивал сначала зачем?

— Чтоб наверняка взять. Шею ломал — чтоб сопротивляться не могла. Камень по дороге приметил, туда оттащил, там свое дело сделал и зарыл, живую еще наверное. Копать тяжело в первый раз было, руками землю рыл, два ногтя сломал, лопатку еще не припас тогда.

Никакой потери памяти или рассудка в приступе гнева, никаких припадков и аффекта, одна лишь физиологическая потребность, всепобеждающая похоть. В Черняке не просыпался зверь, он с самого начала был зверь. Зверь разумный и прямоходящий. Разумный, потому что трусливый. Черняк боялся всего. Боялся прапорщика, но тот вернулся счастливый и только отвесил ему подзатыльник, чтобы в другой раз долго не шлялся. Боялся, что тело за камнем в лесу у дороги выкопают звери, но обошлось. Боялся каждый день, что завтра с утра нагрянет милиция, но прошел месяц, и никто за ним не приехал. Тогда он стал бояться, что больше никогда не попадет в наряд на КПП, и стал при первой возможности болтаться рядом с ним в надежде, что его попросят проводить очередную «бабу». Боялся намозолить глаза одним и тем же дежурным, поэтому болтался у КПП, только когда видел в наряде новые лица. А его неприметного лица никто не запоминал, такая уж странная особенность внешности.

В августе он пять раз провожал «баб» до полигона, из них три раза неудачно. То разведрота навстречу пробежала, то бойцу разрешили невесту проводить, то тетка из далекого аула всю дорогу рассказывала ему про братьев и сыновей — чемпионов по борьбе и испугала его до кровавого поноса. Дважды зверь Черняк отпраздновал волчью победу. Сначала над девушкой Таней из Выборга, приехавшей к сержанту, с которым познакомилась неделю назад. Девочка поругалась с родителями и со своим выборгским парнем. Оставила записку, что уезжает в Ленинград, а по дороге спонтанно решила проведать нового знакомого. Все это она скороговоркой поведала волоокому солдатику, который плелся за ней, чуть прихрамывая, к полигону, где и в помине не было ее парня. Черняк просто вел ее к камню. За голенищем у него торчала саперная лопатка. Правда, тогда он совершил дурацкую ошибку, решил поиграть с жертвой, за что поплатился глубоко расцарапанной шеей. Неделю его не отпускал страх — вдруг кто-то слышал ее крики. Следующая жертва окончила школу в Душанбе, а в полк приехала из Ленинграда, где поступила в Педагогический институт, получила комнату в общаге и, написав домой радостное письмо, отправилась поделиться радостью с одноклассником, служившим в Каменке. Никто не знал, куда она поехала. Никто не знал, где ее искать. Никто и не искал до сентября. Пока родственники не потеряли ее и не подняли шум, который из Душанбе докатился до Каменки. Потом ее тело нашли. С тремя другими телами под большим камнем. Таню из Выборга искали в родном городе и в Ленинграде. У Гульнары родных не было, школьные коллеги хватились ее после начала учебного года и, зная, что она собиралась погостить у бывшей одноклассницы в Выборге, начали поиски.

Пока бюрократический маховик всесоюзного розыска со скрипом раскачивался, Черняк еще дважды успел обломаться в сентябре, а потом встретил воздушное создание в розовой куртке. Он, как всегда, крутился у КПП, когда его окликнул дежурный. Черняк увидел ее, и ноздри его раздуло от запаха будущей крови. Такой красавицы он еще не «провожал». Осенний лес вел девчонку в самую страшную сказку ее жизни. Она взахлеб рассказывала доброму невзрачному провожатому о своем необыкновенном женихе, их огромной любви, о скорой свадьбе в ресторане гостиницы, где ее папа работал директором, а зверь Черняк тихонечко выл про себя, давился слюной и гормонами и не слышал ничего, кроме стука своего черного сердца.