Джим Батчер - Продажная шкура

Наконец Люччо вздернула подбородок и посмотрела на меня:

— Что ты собираешься делать?

— А как ты думаешь? — Я стиснул кулаки так, что суставы хрустнули, покрутил головой, снимая усталость с шейных мышц, и распахнул дверь. — Собираюсь отыскать брата.

Спустя пару часов и с полдюжины неудачных попыток применить различные поисковые заклятия я с рычанием смахнул со своего лабораторного стола стопку исписанных бумажек. Они шмякнулись о стену как раз под полкой, на которой проживает Боб-Череп, и рассыпались по полу.

— Этого можно было ожидать, — осторожно заметил Боб. Оранжевые огни — точь-в-точь отсветы далеких костров — мерцали в глазницах выцветшего человеческого черепа, лежавшего на полке у меня в лаборатории в окружении множества прогоревших свечей и полудюжины бульварных романов в мягких обложках. — Кровная связь между родителем и ребенком куда прочнее, чем между сводными братьями.

Я злобно покосился на череп, но тоже понизил голос.

— Для тебя день потерян, если ты хоть раз не сказал мне что-нибудь в этом роде.

— А что еще я могу сказать, если ты игнорируешь мои советы, сахиб? Я всего лишь жалкий слуга.

Наличие посторонних в комнате над моей головой не позволяло мне наорать на него, поэтому я ограничился тем, что схватил подвернувшийся под руку карандаш и запулил в него. Карандаш угодил черепу между глаз круглым ластиком.

— Зависть, имя тебе — Дрезден, — произнес Боб с благочестивым вздохом.

Я шагал взад и вперед по лаборатории, кипя от досады. Не мог сказать, чтобы идти мне приходилось далеко. Пять шагов, поворот, пять шагов, поворот. Моя лаборатория представляет собой маленькую бетонную коробку. Вдоль трех стен тянутся рабочие столы, над которыми я повесил дешевые проволочные стеллажи. Столы и полки сплошь заставлены всякой всячиной — книгами, реактивами, инструментами, разнообразными алхимическими причиндалами, а также блокнотами и тетрадями всех калибров.

Длинный стол посередине комнаты последние годы закрыт брезентом, а в бетонный пол в дальнем конце лаборатории заделано идеально ровное медное кольцо. Пол вокруг кольца был усеян остатками неудачных попыток сложить поисковое заклятие; тот хлам, что находился внутри круга, остался от самой последней попытки.

— Уж хоть одно заклятие да могло бы хоть что-то дать, — пожаловался я Бобу. — Ну, может, не точное местонахождение Томаса, но хотя бы толчок в нужном направлении…

— Если только он не мертв, — заметил Боб. — В таком случае ты просто зря стараешься.

— Он не мертв, — тихо возразил я. — Страшила Волосатый хочет торговаться.

— Ну-ну, — хмыкнул Боб. — Всем известно, насколько нааглоши отличаются честностью.

— Он жив, — тихо повторил я. — По крайней мере я буду исходить из этого.

Боб каким-то образом ухитрился принять озадаченный вид.

— Почему?

Потому что тебе нужно, чтобы с твоим братом все было хорошо, прошептал чуть слышный голос у меня в голове.

— Потому что все остальные предположения мало способствуют разрешению этой ситуации, — ответил я вслух. — Кто бы ни прятался за кулисами, он манипулирует Перевертышем и, возможно, Мэдлин Рейт. Поэтому, отыскав Томаса, я выйду на Страшилу Волосатого и Мэдлин, а тогда смогу проследить ведущие к ним нити до тех пор, пока не распутаю всю эту историю.

— Угу, — процедил Боб. — Как думаешь, сколько времени займет это распутывание? Потому как нааглоши наверняка надеется проделать то же самое с твоими кишками.

Я негромко, чтобы не слышали наверху, зарычал.

— Да. Похоже, у меня есть его номер.

— Правда?

— Я пытался сам начистить ему ряшку, — сказал я. — Но у него чертовски прочная защита. И скорость у него просто адская.

— Он бессмертное полубожество, — напомнил Боб. — Еще бы ему не быть крутым.

Я отмахнулся.

— Я зря сам старался отколошматить его. Встречусь с ним в следующий раз — закидаю его чарами, — чтобы запутать его, замедлить. Так, чтобы тот, кто будет со мной, получил возможность выстрелить наверняка.

— Может, и сработает… — признал Боб.

— Спасибо.

— …если он настолько туп, что умеет защищаться только от физических атак, — продолжал Боб, словно не слышал меня. — Вероятность чего ненамного больше того, что одно из этих твоих поисковых заклятий вдруг сработает. Он умеет защищаться от заклятий, Гарри.

Я вздохнул.

— У меня проблемы полового характера.

Боб зажмурился.

— Э… Ну… Мне хотелось бы сказать что-нибудь такое, чтобы это стало для тебя еще огорчительнее, босс, но не знаю чего.

— Тьфу, да не у меня же. — Я швырнул еще один карандаш. Тот промахнулся мимо Боба и отлетел от стены. — У Перевертыша. Он правда самец? Я могу называть его «он»?

Боб закатил огоньки-глаза.

— Он бессмертный полубог, Гарри. Он не воспроизводится. У него нет нужды делиться своим генетическим кодом. Такие штуки беспокоят только вас, мешков с мясом.

— Тогда кой черт ты при любом удобном случае пялишься на голых девок, — заметил я, — но не на голых мужиков?

— Это исключительно эстетические предпочтения, — безмятежно отозвался Боб. — В том, что касается внешних художественных достоинств, женщины на порядок круче мужчин.

— А еще у них есть сиськи, — добавил я.

— А еще у них есть сиськи! — радостно подтвердил Боб.

Я вздохнул и, зажмурившись, устало потер виски.

— Так ты говоришь, Перевертыши — полубоги?

— Ты пользуешься английским словом, которое не совсем точно описывает эти существа. Большинство Перевертышей — просто люди. Могущественные, опасные, часто съехавшие с катушек, но люди. Они наследники традиций и обычаев, которым алчных смертных обучили настоящие нааглоши.

— Настоящие? Вроде Страшилы Волосатого?

— Он-то не подделка, ага, — согласился Боб, и голос его разом посерьезнел. — Если верить отдельным преданиям навахо, нааглоши начинали как посланники Священного Народа, когда тот учил смертных Благословенному Пути.

— Посланники? — переспросил я. — Вроде ангелов?

— Или вроде тех типов в Нью-Йорке на мотоциклах, — поправил меня Боб. — Не все курьеры созданы одинаковыми, мистер Дающий-Заурядные-Определения. Так или иначе, настоящим посыльным, нааглоши, полагалось уйти вместе со Священным Народом, когда те покидали мир смертных. Однако некоторые не ушли. Они остались здесь, а их эгоизм и бахвальство извратили ту силу, что дали им Священные. И вот вам Страшила.

Я хмыкнул. Выданная Бобом информация смахивала на анекдот, из чего следовало, что время и поколения рассказчиков запросто могли исказить ее. Не исключено, что узнать объективную истину об этом вообще уже невозможно — впрочем, неожиданно большой процент подобных преданий дошел до нас почти нетронутым; во всяком случае, у народов с давними традициями устного рассказа — вроде индейцев юго-запада Америки — дело обстоит именно так.