Крис Грин - Царство полуночи

Он вернулся к работе. Сегодня Стражи чересчур буйствовали, значит, прогулка отменяется. Обычно им дозволялось гулять в глубинных катакомбах под городом, вдали от мест проживания других вампиров.

«Пожалуй, выпускать их пока не стоит, — подумал Сорин. — Пусть посидят взаперти, пока не приведу их в норму».

Он подтянул ремни на обездвиженном теле перед ним и в который раз восхитился своим недюжинным мастерством: долгие годы он оттачивал сверхъестественные навыки и теперь играючи справлялся как с физической, так и с умственной работой.

«Ты станешь доктором Франкенштейном», — сказал ему Мастер пятьдесят лет назад. Как раз тогда создатель преодолел свой страх и согласился основать новое Подземелье. Сорин, улыбнувшись, ответил: «Моя мощь значительно возросла с тех пор, как я стал вампиром. Наши Стражи защитят слабых в первые минуты нападения, а сильным дадут время на подготовку в схватке. Нас больше никогда не застанут врасплох, Мастер».

Сорин сдержал свое обещание.

Он опустил руку на лицо нового Стража, закрыл глаза и приступил к финальной части — стиранию памяти. Эта процедура не имела ничего общего с уничтожением памяти Милтона Крокетта: у людей удаляли воспоминания о вампирах, а у Стражей наоборот — обо всем человеческом. Говоря языком нового поколения, их «запрограммировали». Запрограммировали служить, подчиняться, умирать за вышестоящих и не переходить в нападение, пока не провоцируют.

Сорин проник в сознание Стража и вложил в него необходимые знания. Слова команд, сплетаясь в сложный узор, закладывали определенную модель поведения.

Наконец Сорин закончил и отступил от стола.

— Очнись!

Страж открыл глаза цвета пламени: в них старший вампир увидел полное, бездумное повиновение. Идеальный защитник. Именно в таких воинах нуждались они восемьдесят лет назад, когда уничтожили их первое Подземелье.

«Все погибло, — думал Бенедикт, с отчаянием вжимаясь в стенку спальни. — Оно… погибло…»

В запотевшее окно заброшенного дома глядела ночь — безлунная, исцеляющая. По пыльному деревянному полу пробежала крыса, будто напоминая вампиру о том, что он на свободе, что ему удалось выскользнуть из ловушки. Теперь он остался один…

Он был совсем один… Где-то внизу, под фундаментом старого здания, лежало в руинах Подземелье. Грудь разрывало от нестерпимого желания закричать, но крик так и не сорвался с губ. Вампир не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться. Погибло все, что было ему дорого, все обратилось в прах.

Перед воспаленным взором мелькали картинки из прошлого, словно его воспоминания пропустили через проектор и превратили в немое черно-белое кино, которым он так восхищался. Мир роскошного декаданса… Бенедикт вспоминал, как снова обрел вкус к жизни, повстречав Сорина, какое испытывал удовольствие, делясь с ним своими знаниями и опытом. Чего только не произошло за эти века! Сколько денег они выманили у наивных жертв… Сколько кровавых поцелуев сорвали с губ прекрасных женщин — и гордых аристократок, и веселых безродных селянок.

А потом… Потом они приехали в Лондон.

Задрожали новые кадры: туннели, пустоты под землей, заброшенные шахты, вырытые при строительстве лондонского метро. Эти неосвоенные территории вампиры превратили в великолепный дом, повинуясь приказу, полученному Бенедиктом от своего создателя.

«Постройте обитель, — велел Мастер из неведомого далека. — Живите там и размножайтесь, дабы я вступил во владение королевством».

Бенедикт с энтузиазмом взялся за новое, непривычное дело и сотворил множество детей — братьев и сестер Сорина.

Сам Сорин до сих пор никого не укусил. Вечный изгой, он боялся, что потомство когда-нибудь откажется от него, точно так же, как его бывшее семейство. Боль утраты никогда не утихнет. Только в Бенедикте он был уверен.

Бенедикт — в Подземелье его называли Мастер — дрожал от перенесенного шока и не мог обдумать и проанализировать произошедшее. Он бессмысленно глядел на стену перед собой, где висело распятие, будто призванное изгнать темные силы из этого жилища: среди окрестных жителей дом слыл заколдованным. Суеверия сыграли вампирам на руку. Когда Бенедикт выходил из Подземелья в Верхний мир, то собирал различные слухи, читал газеты, перенимал обороты человеческой речи — так он самообразовывался и следил за новыми тенденциями современности. Он делал это не из личного интереса, а ради семьи, чтобы уберечь их обитель.

Словно желая себя наказать, вампир не сводил глаз с креста.

Ничего. Совершенно ничего он не ощутил.

Его перестало тревожить чувство вины за то, в кого он превратился, и даже непроизвольные мольбы о спасении не поднимались из глубин его души. Символы духовности и духовные ценности, случалось, еще затрагивали в нем некие полузабытые чувства, хотя он давно осознал, что вера лишь дает прибежище от кошмаров реальности. Возможно, многовековая разгульная жизнь сделала его безразличным ко всему.

Но, как ни странно, сейчас Бенедикт безразличия не испытывал. Он страдал. Невыносимо страдал.

В отчаянии он молитвенно сложил руки и обратил лицо к распятию.

«Помоги! Помоги вернуть мой эдем!»

Серебряный крест безмолвствовал, все плыло перед глазами.

Окончательно раздавленный, Бенедикт ментальным ударом сбил распятие со стены, и оно со звоном упало на пол. Вампир еле сдержался, чтобы не закричать, безумно, оглушительно, так, чтобы вздрогнула земля.

Куда теперь податься? Куда идти после такой утраты?…

Бенедикт неловко пошарил в кармане в поисках бесценного флакончика — единственного из всех, что удалось спасти, — извлек миниатюрный фиал, нетерпеливо открыл его и приник губами к отверстию.

В вампира тут же ринулась плененная душа Сорина, наполняя жизнью каждую клеточку тела. Он ощутил всю гамму чувств, испытанных когда-то юношей: восхищение при виде закатного неба над родовым поместьем; радость от первых аплодисментов зрителей его фокусу с огнем…

Бенедикт рухнул на пол, перекатился на спину, дрожа от восторга. Он открыл глаза и увидел переливающиеся радуги, будто его тело на самом деле лучилось от счастья. Отражение радуг сверкало в окнах, плясало на стенах солнечными бликами…

Переживая горечь дня, когда Сорина изгнали из родного дома, Бенедикт плакал и стонал, как самый настоящий человек, — это было истинное блаженство…

И тут душа кинулась прочь. Обезумевшая, рыдающая, испуганная, она быстро скользнула во флакон. Вампир наложил на фиал заклятье, так что внутри сосуда душа чувствовала себя дома, в безопасности. Все еще сотрясаясь от судорог, Мастер закрыл крышечку — если он упустит последнее сокровище, то останется совсем один.