Челси Ярбро - Дорога затмения

— Весьма благородно с твоей стороны. — Сай-Чу довольно огладил щеки и встал. — Ладно. Ты, полагаю, хотел бы одеться. Здесь становится холодно.

— Что будет с моими людьми?

— О да. Твои люди. К сожалению, я отпущу не всех. Ополчение вправе использовать в своих целях любого. А потому трое твоих конников останутся здесь. Нам нужны искусные воины, ведь монголы уже хозяйничают в соседних долинах. — Судья постучал ногтями по свитку. — Думаю, ты сумеешь без них обойтись.

— Военачальнице Тьен тоже нужны искусные воины, — возразил Сен-Жермен с нескрываемым раздражением.

— Несомненно. Но она защищает не город, а всего лишь заставу. — В голосе Хао Сай-Чу слышалось столько самодовольства, что Сен-Жермен помрачнел. И как умудряются этакие болваны попадать на ответственные посты?

— Приложу все усилия, чтобы пояснить ей ваши действия.

— Тут нечего пояснять, — беспечно бросил чиновник и взялся за ручку двери. — Я уже ел. Возможно, завтра…

— Благодарю, я сумею прокормиться и сам. — Ответ прозвучал откровенно грубо, но, похоже, подобные мелочи судью уже не задевали.

— Превосходно! — Сай-Чу распахнул дверь и гневно воззрился на служителя храма, не успевшего от нее отпрянуть.

— Проронишь хоть слово о том, что здесь слышал, и будешь сослан в Ай-Минг.

Старик побледнел. Сен-Жермен сдвинул брови. Монастырь Ай-Минг был чем-то вроде тюрьмы для проштрафившихся монахов. Построенный в скалах, обращенных к безлюдной пустыне, он вполне отвечал своему названию. Ай-Минг — последний приют, безысходность.

— Я ничего не слышал, — выкрикнул старец, хотя руки его предательски затряслись.

— Допустим. Однако не забывай о моих словах и не давай мне повода переменить свое мнение. — Чиновник выглянул в коридор, затем повернулся. — Тебе больше ничего не нужно, ученый? Если ты и впрямь направляешься в Мао-Та, полагаю, мой долг оказать тебе посильную помощь.

Отпусти верховых, хотел сказать Сен-Жермен, но произнес другое:

— Кузница. У одной из моих повозок изношена ось.

Судья покачал головой.

— К сожалению, все наши кузнецы очень заняты. Досадно, конечно, однако…

— Я все сделаю сам. У меня есть железо и необходимые инструменты. — Сен-Жермен выпрямился и выразительно шевельнул плечами. — Мне нужны лишь меха, наковальня и горн.

— Вот и прекрасно, — буркнул Сай-Чу. — Тебя туда вскоре проводят. А одежду твою вот-вот должны принести. Не понимаю, почему они возятся с ней так долго.

— Трудно сказать, — откликнулся Сен-Жермен, не скрывая сарказма. — И все же я вам весьма благодарен за все, что вы делаете для меня.

— Естественно, — важно выговорил судья. — Инородец, так далеко забравшийся в пограничный район, не может не вызывать подозрений. Никто не осудил бы меня, поступи я с тобой… скажем… более строго. — Он умолк, и следующая минута была поединком двух пар глаз — раскосых, надменных и темных, холодных.

— Я полагаю, мы вполне поняли друг друга, достойный судья, — спокойно произнес Сен-Жермен.

— Да. — Хао провел ногтем по свитку. Он собирался сказать что-то еще, но Сен-Жермен заговорил снова:

— Я сознаю, что вы и ваши помощники обременены грузом забот. В спешке забываешь о многом. Однако если бы я обнаружил свою охранную грамоту там же, где и оставил, то расценил бы это как знак доброй воли. — Он не спускал глаз с Сай-Чу, пока тот не кивнул. — Весьма благородный жест, достойный судья. И очень мудрый.

Хао Сай-Чу не хотел признавать поражение.

— Знай все же, что я намерен выслать подробный отчет в совет окружных ополчений. Если окажется, что ты каким-то образом подал себя в ложном свете…

— Секретарь совета пошлет солдат в Мао-Та, — закончил его мысль Сен-Жермен. — Уверен, военачальница Тьен окажет им самый радушный прием.

По коридору пронесся внезапный порыв сквозняка, вдали послышались приглушенные голоса, они приближались. Минутой позже в дверном проеме, церемонно кланяясь, возник знакомый писец. Судья нахмурился и вышел за дверь, чтобы выслушать его сбивчивый шепот. Сен-Жермен, не двигаясь, наблюдал.

Наконец судья обернулся и отрывисто бросил:

— Твою одежду сейчас принесут.

— И охранную грамоту? — уточнил Сен-Жермен.

— С ней все в порядке!

Раздраженный чиновник захлопнул дверь и, громко топая, удалился.

Через какое-то время дверь отворилась вновь. Через высокий порог шагнул Руджиеро с вычищенной и аккуратно разглаженной одеждой своего господина в руках.

— Они утомили тебя? — спросил Сен-Жермен, одеваясь.

— Мало вопросов и много угроз, — спокойно отозвался слуга.

— Тебе не причинили вреда?

Руджиеро немного помедлил.

— Нет.

Сен-Жермен нахмурился.

— Чем ты обеспокоен?

— Мы лишаемся троих верховых. — Не дождавшись ответа, Руджиеро продолжил: — Они сказали, что отберут и повозки.

— Первое вероятно, — сказал Сен-Жермен. — Второго же не случится.

— Вот как? — Отклик звучал недоверчиво. Слуга ожидал пояснений.

— Оказалось, что достойный судья неравнодушен к западному искусству. Наши мозаики останутся у него. — Лицо Руджиеро окаменело. — Ты все понял?

Слуга молча подал хозяину гетры.

Натягивая их, Сен-Жермен ощутил хруст в районе груди и запустил руку за ворот камзола.

— Ага! — Он вынул из потайного кармана пакет, завернутый в промасленную бумагу. — Наша охранная грамота, полагаю?

Руджиеро подал хозяину сапоги.

— Писец долго читал ее, потом положил на место.

Глаза Сен-Жермена странно блеснули.

— Все в порядке, не так ли?

— Я решил удостовериться, что к ней ничего не добавлено, — помолчав, произнес Руджиеро.

Сен-Жермен обулся.

— Так много лучше, — сказал он рассеянно. — Алчность легко уживается с подлостью. Полагаю, ты обнаружил еще один документ?

— Писец отнес все к случайности. Заявил, что бумаги слиплись. — Голос слуги был спокоен.

— И второй документ предписывал заключить нас под стражу? Или казнить? — Сен-Жермен всмотрелся в лицо Руджиеро. — Значит, казнить? — задумчиво протянул он. — Позже мы отправимся в кузницу, а с рассветом уйдем. — Его взгляд прояснился. — Похоже, дождь прекращается. Это нам на руку.

Руджиеро порылся в складках своего балахона и протянул господину тонкий кинжал.

— Думаю, это может вам пригодиться.

Узкие пальцы сомкнулись на рукоятке.

— Думаю, да.

Сен-Жермен наклонился, пряча клинок за голенищем китайского сапога.

Письмо пастыря несторианской христианской общины Лань-Чжоу к пастырю несторианской общины Кай-Фенга.

Двенадцатый месяц года Крысы, тринадцатый год шестьдесят пятого цикла, одна тысяча двести семнадцатый год от рождения Господа нашего.

Шлем пастырю общины Кай-Фенга и всем ее братьям и сестрам свою любовь и поклоны!