Ирина Щеглова - Пожиратели душ

Я полезла в свою сумку и достала оттуда пакет с байковой рубахой: длинной, просторной, белой, в мелкий голубой цветочек.

– Вот, бабушка, по-моему, тебе в самый раз будет.

Бабушка оживилась, соскочила с дивана, подхватила подарок и прижала к груди шелестящий пакет.

– Пойду примерю, а вы тут без меня пока, – и убежала, как девочка, топая босыми пятками и громко хлопая дверьми. Мы проводили ее взглядами.

– Что ты готовишь? – спросила я у тетки.

– Поминальный обед, – просто ответила она.

– Ты опять? Прекратите немедленно! И гроб уберите!

Я рванулась к выходу, она пошла за мной.

– Кто это? – спросила я, увидев с крыльца мужскую спину, согнувшуюся над гробом, установленным на двух табуретках.

– Сосед, Василий Павлович, – с готовностью объяснила тетка, – он нам сильно помог, гроб сделал…

– Пусть уходит, слышишь, – я повернулась к ней и громко сказала: – Немедленно! Вместе со своим ящиком!

– Никак невозможно, – ответил мужчина, не прекращая своей работы. Он заканчивал обивать гроб изнутри.

– Что?!

– Ты не понимаешь, – мягко сказала Надежда, – все уже решено, ты не можешь…

Бабушка протиснулась на крыльцо и встала, красуясь в новой рубахе, рядом со мной.

– А вот и покойница пожаловала, – мужчина выпрямился и смотрел прямо на нас.

– Где покойница? – ужаснулась я.

Но рядом со мной уже не было никого. Гроб с табуретками, тетка, сосед и бабушка непостижимым образом оказались на крыше сарайчика, где неугомонная парочка, уложив бабушку в гроб, о чем-то горячо спорила. Я разобрала только, что нельзя хоронить в этой рубахе, надо платье, то, пурпурное…

Я недолго находилась в замешательстве. Уже бежала к лестнице, а в голове звучали обрывки: «…ты не можешь…не понимаешь».

– Уйди! – крикнула тетка.

– Мне плевать! – Я толкнула соседа, и он кубарем скатился с крыши – глухой удар, тело упало на землю.

– Бабушка, вставай! Как не стыдно! – Она лежала, как колода, замерев и зажмурившись. А на месте тетки стояло нечто омерзительное, с кожистыми крыльями и голой черной кожей. Летучая тварь встала на задние лапы и, сжав длинные суставчатые пальцы в кулаки, с ненавистью уставилась на меня красными глазками.

– Ах ты так! – И я подняла руки, выставив ладони вперед. Тварь задрожала и, отступив к самому краю крыши, полыхнула в меня огнем из раскрытой пасти. Я шла на нее, скороговоркой читая «Отче наш». Она не выдержала, распахнула крылья и метнулась вниз, скользнула в провал в стене, и только я хотела рвануть следом, как в сарае рвануло, и мне пришлось отскочить, чтобы не попасть во внезапно вырвавшееся пламя. Меня обдало жаром, но через секунду все стихло.

– Ушла! – Мне было досадно.

Соседа нигде не было видно. Я поднялась по лестнице к бабушке. Она сидела в гробу и с ужасом оглядывалась. С трудом мне удалось вытащить ее оттуда. У нее не гнулись ни руки, ни ноги, видимо, от страха. Кое-как мы спустились по лестнице, мне приходилось поддерживать ее снизу и уговаривать опускать ногу на следующую перекладину. Наконец мы достигли земли. Бабушка плакала молча. Я перестала спрашивать, все равно она ничего не знала и не могла объяснить. «Как эта нечисть попала в дом? Была ли тетка? Куда подевалось тело соседа?» – вопросы оставались без ответа.

– Иди в дом, замерзнешь, – мы поднялись на крыльцо, но зайти так и не смогли. Дом загорелся изнутри. В клубах дыма показался мой двоюродный брат с узлами в руках, он швырнул их подальше и крикнул:

– Не подходите! – потом снова кинулся в разгорающийся пожар. Бабушка заголосила и повалилась на груду тряпья, вынесенную внуком.

– Куда же я теперь? Куда?

Брат снова показался со спасенными вещами.

– Хватит, – сказала я.

– Дом, наш дом! – рыдала бабушка. – Спаси его!

Я посмотрела на тусклое низкое небо и мысленно попросила дождя. Первые капли упали на нас, застучали по дорожке, крыше дома, крыльцу, вишневым веткам…

Я подставила лицо дождю, вспоминая картинки из раннего детства: яркие, изумрудно-солнечные, с каплями бордовых вишен, с запахом антоновки и меда. Я восстанавливала дом своего детства.

– Ба, возвращайся в свои сны, тебе нельзя здесь оставаться, – приказала я. Бабушка удивленно оглянулась на быстро меняющийся мир и исчезла. Егора тоже не видно. Как он тут оказался? Это тоже загадка. Теперь что же, все семейство будет посещать мои сны?

Что ни ночь, то приключение!

И куда подевались самозванцы?

С крыши сарая с грохотом обрушился гроб. Я подошла и увидела на дне его притаившуюся кляксу.

– Так вот кто тут хозяйничает! Фу, пакость!

Клякса выпрыгнула и рванула от меня через огород, в сторону луга. Я – за ней. Когда-то маленькая девочка-японка сказала мне, что только я могу распоряжаться в своих снах. «Догнать», – приказала я самой себе.

Как мало у меня опыта!

Завертело. Окружающее свернулось в цветную спираль, а я неслась по липкому черному следу.

Зыбкая картинка снова восстановилась. Сосны, песок, пляж, река…

Клякса прыгнула на грудь черноволосой женщине, сидящей в лодке, причалившей у берега. На веслах – тусклый мужик, сгорбленный и испуганный.

Он сразу же оттолкнулся веслом от берега. Женщина повернулась ко мне, распрямилась и, торжествующе скалясь, подняла руки. Но я успела первой.

Лодку тряхнуло, мужика выбросило на мелководье, я прыгнула, но лодка обрела свободу и умчалась в туман со скоростью военного катера.

Я обернулась, мужик лихорадочно барахтался, стараясь выбраться на берег. Выбрался, побежал на четвереньках по песку. Я без труда догнала его.

– Стой!

Он замер, упал на живот, распластался.

– Говори, кто ты такой?!

– Никто, никто я! – лепетал он. – Это все она, она, я ни при чем!

Я наклонилась, подняла его за шиворот кургузого пиджака, всмотрелась в землистое лицо. Он уже подкатывал глаза, вот-вот отключится.

– Тьфу, пакость! – Я сплюнула. – Говори, где ее искать!

Он, торопясь и всхлипывая, затараторил:

– Погореловка, Погореловка…

Я не знала, где это, но запомнила. Так, на всякий случай.

Утром бабушка жаловалась на головную боль. Она набросила халат прямо на ночную рубаху. Это была та самая рубаха, которую мы с мамой подарили ей, – длинная, байковая, в мелкий цветочек.

– Должно быть, погода меняется, – сказала она, выглянув в окно. Низкое зимнее солнце швыряло в снег ослепительные лучи, снег искрил, на небе – ни облачка, как будто всю ночь его драили щеткой. Мороз градусов двадцать, не меньше.

По телевизору сообщили, что никаких изменений в погоде не предвидится. То же самое обещали метеосайты в Интернете.

Мы завтракали втроем: бабушка, я и тетя Надя. Я поглядывала на нее и думала: «Как же я могла перепутать? Она совсем не такая, и волосы красит в рыжий цвет, и лицо совсем другое! Меня провели, как маленькую! Да и младенец догадался бы! Нет, я еще глупее!»