Стивен Кинг - Исход (Том 2)

— Господи, Лео, чего…

— Это я так, — пробормотал Лео. И не успел Ларри сказать и слова, как мальчик поспешил прочь. Ларри смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из вида. Затем он вернулся к Гарольду, обеспокоенно хмуря брови.

— Да ладно, все в порядке, — попытался успокоить его Гарольд. — Все дети странные.

— Да, уж этот наверняка, но у него есть на то право. Он многое пережил.

— Клянусь, так и есть, — поддакнул Гарольд, и на какое-то мгновение Ларри почувствовал недоверие, почувствовал, что столь поспешное сочувствие Гарольда к совершенно незнакомому мальчику такой же суррогат, как и яичный порошок.

— Ну хорошо, входите. — Гарольд сделал приглашающий жест. — Собственно говоря, вы мой первый гость. Франни и Стью заходили несколько раз, но они не в счет.

Его усмешка превратилась в улыбку, немного грустную, и Ларри вдруг охватило чувство жалости к этому мальчишке — потому что он действительно был всего-навсего мальчишкой. Он был одинок, а рядом стоял Ларри, прежний дружище Ларри, никогда слова доброго никому не сказавший, сплошь бравада и пустословие. Нет, это несправедливо. Пора прекращать быть таким недоверчивым.

— Я рад, — ответил он.

Гостиная была маленькой, но удобной.

— Я собираюсь все здесь обставить новой мебелью, когда получше разузнаю эти места, — сказал Гарольд. — Современной. Хром и кожа. Как говорят торговцы: «К черту бюджет! У меня карточка Хозяина».

Ларри от души рассмеялся.

— В подвале есть красивые бокалы, — продолжал Гарольд. — Я схожу за ними. Но если не возражаете, мне лучше воздержаться от шоколада — я не ем сладкого, пытаюсь похудеть, но вино мы обязательно попробуем, ведь это особый случай. Вы прошли через всю страну от штата Мэн, следуя за нами, ого, следуя моим — нашим — знакам. Это действительно что-то. Вам придется мне об этом рассказать. А пока присядьте в то зеленое кресло. Оно самое приличное среди всей этой рухляди.

Во время этого словоизлияния Ларри посетило последнее сомнение: «Он даже разговаривает как политик — гладко, быстро, бойко».

Гарольд вышел, а Ларри сел в зеленое кресло. Он услышал, как отворилась дверь, а затем тяжелые шаги Гарольда вниз по лестнице. Ларри огляделся. Н-да, бывают гостиные и получше, но с ковром и современной мебелью она будет выглядеть неплохо. Самое лучшее в этой комнате — камин. Красиво сработано, вручную. Но один камень в кладке держался непрочно. Ларри даже показалось, что его вынимали, а затем небрежно задвинули обратно. Оставив его так, словно кроссворд без одного фрагмента или повешенную криво картину. Гарольд все еще возился внизу. Ларри встал и легко вынул камень. Он уже было собирался вставить его поплотнее, как вдруг в углублении увидел книгу, ее обложка была припорошена каменной пылью, но не настолько, чтобы невозможно было прочитать единственное, оттиснутое золотом слово: «ЛЕТОПИСЬ».

Чувствуя легкий стыд от того, что он стал невольным свидетелем чьей-то тайны, Ларри вставил камень на место как раз вовремя — Гарольд поднимался по лестнице. На этот раз кладка была безупречной, и, когда Гарольд вернулся в гостиную, держа в руках по бокалу из дутого стекла, Ларри снова сидел в зеленом кресле.

— Пришлось задержаться, чтобы вымыть их, — сказал Гарольд. — Они немного запылились.

— Какие красивые, — заметил Ларри. — Я не могу ручаться, что это бордо не выдохлось. Может статься, мы будем угощаться уксусом.

— Волков бояться, — усмехнулся Гарольд, — в лес не ходить.

От его усмешки Ларри стало не по себе, и он поймал себя на мысли о том, что думает о «Летописи» — кому та принадлежала: Гарольду или прежнему владельцу дома? И если Гарольду, то что же, черт возьми, там может быть написано?

Откупорив бутылку бордо, они обнаружили к обоюдному удовольствию, что вино просто отличное. Спустя полчаса оба слегка захмелели, Гарольд даже немного больше, чем Ларри. Усмешка, не сходившая с лица Гарольда, стала еще шире.

А у Ларри развязался язык, и он сказал:

— Эти листовки. Общее собрание восемнадцатого.

Как получилось, что ты не вошел в этот комитет, Гарольд? Я думаю, что такой парень, как ты, просто рожден, чтобы быть там.

Гарольд расплылся в блаженной улыбке:

— Ну, я ужасно молод. Думаю, они решили, что у меня еще недостаточно опыта.

— Я считаю, это просто позор. — «Действительно он так считает?» Усмешка Гарольда. Темное, едва заметное подозрительное выражение. Действительно он так считает? Ларри и сам не знал.

— Ну, кто знает, что нас ожидает впереди? — философски заметил Гарольд. — Всякой собаке свое время.

Ларри ушел около пяти часов. Они расстались друзьями; Гарольд пожал ему руку, усмехнулся и сказал, чтобы тот почаще заходил. Но у Ларри почему-то появилось ощущение, что Гарольду будет абсолютно наплевать, если он больше не придет.

Он медленно прошел до тротуара и обернулся, но Гарольд уже скрылся в доме. Дверь была закрыта. В гостиной Гарольда было очень прохладно из-за опущенных жалюзи, внутри это казалось в порядке вещей, но теперь, снаружи, Ларри внезапно пришла в голову мысль, что это единственный дом из всех, в которых он побывал в Боулдере, где были опущены жалюзи и задернуты шторы. Конечно, подумал он, в Боулдере есть еще множество затемненных домов. Но то были дома мертвецов. Когда люди заболели, они задернули шторы, пытаясь оградиться от окружающего мира, подобно уползающим в укрытия животным, когда те чувствуют приближение смерти. Живые же — возможно, в знак подсознательного признания существования смерти — широко раздвинули шторы и распахнули окна.

От вина у Ларри слегка разболелась голова, он пытался убедить себя, что испытываемый им легкий озноб был следствием справедливой кары, ниспосланной за неумеренное питие хорошего вина, словно это был дешевый мускат. Но дело было вовсе не в этом. Ларри подумал: «Слава тебе, Господи, за видение в туннеле. Слава тебе, Господи, за избирательность восприятия. Потому что без него все мы уже могли бы войти в историю любовных иллюзий».

Его мысли путались. Внезапно его охватила уверенность, что Гарольд следит за ним сквозь планки жалюзи, сжимая и разжимая кулаки, словно душитель, а его улыбка превратилась в маску ненависти… Всякой собаке свое время. И тут же Ларри вспомнил ночь, проведенную в Беннингтоне на оркестровой площадке, когда он проснулся с ощущением ужаса от чьего-то присутствия… и как он затем услышал (или это ему только приснилось?) приглушенный стук удаляющихся на запад ботинок.

«Сейчас же прекрати. Прекрати пугать себя до смерти».

«Бут-Хилл. — В его воображении стали возникать ассоциации [8] Boot— ботинок; обертка; выражение «to have one's heart in one's boots» означает «в страхе», «душа в пятки ушла» ( англ.). . — Ради Христа, прекрати, лучше было не вспоминать о мертвецах за этими задернутыми шторами, лежащих в темноте, как в туннеле, тунелле Линкольна, а вдруг они все задвигаются, зашевелятся, Боже праведный, да прекрати же…».