Николай Берг - Ночная смена. Крепость живых

Смекаю, что Саша пытается организовать примитивную сторожевую службу. А что, разумно. Почему-то он звонит не во все квартиры. Открывают в шести на пять этажей. Вроде как верят, что в городе неладно. Но вот насколько верят и как себя поведут — один Бог ведает.

Наконец мы дома, разведка заняла добрый час времени, и Дарья Ивановна уже звонила сыну. Успокоил он ее или нет — не берусь судить, но перезванивать не стала. А я, пока Саша общался с соседями, звякнул в оружейный магазин — Николаичу. Подошел, правда, Андрей, выслушал про собак, выразил благодарность (какой-то он немного чопорный и ходульный) и сообщил, что они нашли хорошую базу, где можно неплохо устроиться. Где это, он пока говорить не станет, утром сам увижу. В магазине они оставаться не будут, была еще одна попытка нападения неизвестных лиц, которую удалось отразить, но все равно место неудачное, они уже в этом убедились. Так что утром мне лучше прибыть на встречу со всем своим добром.

Спрашиваю, как быть — у меня двое спутников. Обещает уточнить у Николаича, когда тот вернется, но полагает, что, скорее всего, ответ будет положительный. По дороге неплохо бы еще разжиться едой — сколько сможем. Отвечаю: принято, даю отбой.

Рассказываем о том, что с нами происходило. В ходе рассказа, правда, гастеры становятся «бэдними крестианами», которые попросили покушать, да и Альма предстает не такой жуткой скотиной. Если честно, мы сами устали как собаки.

Дарья замечает, что нам неплохо бы поспать. Она все равно не заснет, и потому нам стоит сходить и принести часть хлеба из багажника — она сумеет до утра насушить сухариков. И нам полезно, и ей отвлечься стоит. В этом есть смысл, тем более что на лестнице вряд ли кто новый появился. Вздохнув, отправляемся уже знакомой дорогой. На этот раз я уже не так часто лезу спиной на Сашины стволы, а он не забывает контролировать заднюю полусферу. Немножко гордимся этим, хотя я прекрасно понимаю, что наши экзерциции насмешили бы любого бойца штурмовой команды до слез.

— Надо бы нам еще походить вместе, а то тут «френдлифайер» не отключишь, — замечает сзади Саша.

Что верно, то верно. И не респауниться, если что… И к слову, вес ограничен, боеприпасы весят не по-детски, не сейфануться, не говоря уже о том, что, получив по башке палкой или пулей в ляжку, не отделаешься моментально съеденной аптечкой, а будешь ковылять и лечиться, лечиться и лечиться… М-да, компьютерные игры куда как спокойнее…

Когда продвигаемся от подъезда к машине, кто-то окликает сверху — Дарья Ивановна с Гаубицей решила нас подстраховать с лоджии. Ну что ж, это еще лучше. Забираем хлеб из багажника, обе упаковки яиц и без проблем, но подстраховываясь, возвращаемся. То ли мне кажется, то ли уже спаркой идем неплохо.

А вот гордыне предаваться не надо, как это у меня всегда выходит — только начнешь красоваться, так обязательно опозоришься. И тут нога у меня, такого героического и бравого, неудачно встает на ступеньку, соскальзывает, и я чуть не втыкаюсь носом и обрезом в бетон площадки, судорожно оттрепыхавшись руками и ногами. Хлеб веером вылетает из пакета по лестнице. Ай, молодца! Еще хорошо, что палец держал не на спусковом крючке, а то еще бы помпезнее вышло.

И ведь знаю за собой это: как только начинаю бельмондовствовать, так черт-те что выходит. И давно уже — начиная с шестого класса, когда захотел покрасоваться в автобусе перед тремя симпатичными девчонками и потому на своей остановке не вылез, а выпрыгнул, как молодой гепард. Ну и воткнулся «гепард» темечком в притолоку автобусной двери, а дальше уже вылетел ногами вперед. Устоять, правда, устоял ценой нелепых телодвижений, только там лужища была по щиколотку. Вот я в нее и шлепнулся. С брызгами. Прежде чем двери закрылись, я еще и обернуться успел. Девчонок этих скрючило от смеха. Так и уехали скорченными. Именно тогда я и понял, что такое героичная кинематографичность в реальности. В жизни-то дублей не бывает, потому не выеживайся, дорогой друг.

С присловьем «Пока не набежали…» — Саша шустро начинает собирать буханки.

Не совсем понимая, уточняю:

— Кто? Соседи?

— Не, микробы! Если упавшую еду быстро поднять с пола, то микробы набежать не успевают!

Понятно, шутка такая…

Дарья Ивановна тут же начинает бурную деятельность: варит яйца в луковой шелухе, достав угрожающих размеров кастрюли, рубит хлеб на аккуратные ломтики и вроде как успевает все одновременно. Ловко это у нее выходит. Глядя на женскую работу, вспоминаю, что перед сном желательно разобраться с мужской. Выгребаю в комнате все свои боезапасы, включая и те, что к «хауде».

— У тебя сколько патронов к Гаубице? — спрашиваю у Сан Саныча младшего.

— Пять. Крупная дробь. Двенадцатый калибр. Магнум.

— А у меня к Приблуде двадцать два россыпью, да в магазинах пять, да один стреляный. А двенадцатого калибра гильз дюжина. Знаешь, мы вообще-то могли бы сейчас тебе боезапас пополнить. Только вот дроби нет, а эта как маковые зерна. Я ее думал на крыс из «хауды», но пока не до того.

— Дробь мы сейчас сделаем, — отзывается Саша, вставляя в неполный магазин тускло-желтый латунный патрон.

— Это как, лить расплавленный свинец с лоджии? — Вроде таким макаром, как я слыхал, дробь и делают: пока капелька летит с высоты специальной дроболитейной башни, то остывает — получается круглый шарик. Только вот не знаю, как они разные размеры дроби делают.

— Не, это хлопотно. Проще лить свинец в холодную воду. Ну не вполне ровно выходит, капля такая получается, но нам тут не по тарелкам стрелять придется, а с малых дистанций, так что сгодится. Свинец у нас есть — папантий мне раньше оловянных солдатиков делал, так что есть запас.

— А пулелейки у вас нет?

— Зачем? Не на лося же ружье покупалось, для самообороны. А для самообороны хоть ты оловянный припой кусками наруби — еще лучше будет. Жужжать, например, грозно. Да и порвет не худо, если попадешь. Разумеется, все это профанация — тут любой охотник в лицо рассмеется, потому как неграмотно это, средневеково, ну да мы люди простые, нам сгодится.

Попросив Дарью Ивановну покинуть пока кухню, разворачиваем производство. Саша притаскивает старый фанерный посылочный ящик — там свалено в кучу самое разнообразное добро: обожженная жестяная банка с прикипевшими кусочками серого шлака, куски свинцовой оплетки кабеля, прутья оловянного припоя для паяния, какие-то тускло-серые слитки… И в коробочке что-то странное… Приглядевшись, понимаю, что это бракованные солдатики — безголовые рыцари в латах, одноногие французские гренадеры и безрукие английские стрелки… Прямо Андерсен — бумажной балерины не хватает.

Саша ставит банку на огонь, кидает туда по каким-то своим соображениям различные куски и кусищи. Открываю форточку — не стоит нам свинцом дышать. Жарища! В двух кастрюлях кипят яйца, в духовке сухари пекутся. А тут еще и Саша свинец варит. По его распоряжению наливаю в кастрюльку холодную воду. Тонкой струйкой Саша начинает лить свинец — металл, попадая в воду, шипит, как-то странно курлюкает, а на дно оседает горка одинаковых серебристых веретенец. Первый раз такое вижу. Саша примеряется — то поднимает банку выше, то опускает ниже… Ага, вот вместо веретенец пошли капельки — такие же блестящие, аккуратненькие. Вот еще б чуть-чуть — и совершенно круглые, без хвостиков.