Николай Берг - Ночная смена. Крепость живых

— Странно, земля сейчас не теплее, чем лед на реке. Что-то их все же отпугивает.

— Ага. Во всех сказках нежить и нечисть текучей воды не терпит.

— Да, верно… Вот и не верь после этого сказкам…

Что-то вертится у меня в голове. Какая-то мысль, связанная с негромким хлопаньем воздушки… Что же я хотел сказать-то?

Рассказываю кумпанейцам о том, как приятели брата устроили засаду «на мертвеца». Рассказ встречен полным одобрением. И тут меня наконец осеняет.

— Надо бы нам начвора потрясти. У них есть пэбээсы к АК. Необходимо проверить, не получится ли оснастить наши АК. Пара бесшумных автоматов не помешала бы.

— Гм… А ведь, наверно, и ПНВ у них есть?

— На выставках видел. Сколько и можно ли их реанимировать — не знаю.

— Да, пожалуй, один АК-Б нам бы очень к месту был. Только боюсь, что за ПБС начвор из нас два литра крови выпьет.

— Это само собой… Но в конце концов, есть на что махнуться. И может, он и не такой уж скаредный — выдал же на зачистку зоопарка двести десять патронов для винтовок. Интересно, в Кронштадте есть патроны для АК-Б?

— А что, и патроны другие нужны? Просто семерка не покатит?

— Конечно нет. Там патрон специальный — и пуля тяжелее, и пороха меньше. Вот он и плюет с дозвуковой скоростью. Вообще-то сомнительно, что у мореманов такие есть. Но если есть, нам бы очень пригодился. Надо бы доктора сосватать, чтоб еще чего добыл.

— А что нам надо добыть? Я мигом!

— На букву Ф. То есть фффсе! Нам все нужно. Потому что мы вообще-то нищие. У нас только беженцев много.

— Может, что удастся выцыганить — мореманы хотят нас впрячь в спасение курсантов из Адмиралтейства.

— Ну впрячься-то мы с удовольствием. Нам подраться ночью снится, ага. И как они это предлагают сделать?

— Отгородить от арок Адмиралтейства набережную поперек — до Невы. А потом зачистить от тех зомби, что попадут в отгороженную зону.

— Делов на пять минут. Учитывая, что там машин битком и на Дворцовой и на Невском зомби как на Первомайской демонстрации, разве что без транспарантов. Как пальба начнется, так они и подтянутся…

— Это да… А что у нас с бронетехникой?

— Чинят. Стояли агрегаты лет сорок. Там небось вся резинка крошится при чихе. Да и пулеметов под них нет. А вот, похоже, Горюнова монетчики в боевой вид привели. Завтра будут опробовать.

— Ну что, Николаич, пойдем, а?

— Хорошо. Еще один эксперимент. Володя! Махмуд, зажигай!

Вовка вытягивает из полиэтиленового пакета бутыль из-под вина со свисающей из горлышка мокрой тряпкой. А, «завтрак анархиста»!

Аккуратно поджигает тряпку зажигалкой и, несильно размахнувшись, швыряет бутыль в зомби. Бутыль бьется о решетку и окатывает огненным дождем и лежащие трупы, и жрущих их мертвецов.

Удивительно, зомби замирают и таращатся на огонь. Те, которым досталось и потому они горят, ведут себя как дуболомы Урфина Джюса — пожилой дядька у самой решетки внимательно смотрит на свои горящие руки. На его изгрызенном лице маска сосредоточенного внимания. Интересно!

— Надо бы в следующий раз раздобыть у морских всяких фальшфаеров и ракет.

— Да, я не ожидал такого. Что угодно, но не это.

— Ладно, пошли домой.

…Ужин опять замечательный. Гречневая каша и ветчина ломтиками. Грог. Очень все это после холодрыги хорошо идет.

Наконец знакомлюсь с женами Николаича и Ильяса — до этого они возились с детьми в Трубецком. Оказывается, детишки очень хотят сходить в зоопарк. К моему удивлению, Николаич не разражается громовым хохотом, а задумывается. Я бы не отважился тащить детенышей в зоопарк. Хотя когда еще они этих зверей увидеть смогут.

Тех же львов, например Вовка, к слову, сегодня им медвежьи потроха закинул и воды залил. Тоже ведь жрать кошек придется. И больше львов в обозримом будущем не будет. А дети потом внукам будут рассказывать.

Но общаться некогда — для себя решил, что составлю компанию Дарье и Саше. Не то чтоб гуманист или еще что патетическое… Но мне бы было легче, если б со мною кто в такой ситуации остался.

Еще спрашиваю разрешения у Николаича взять для медсестры ТТ и патронов. Разрешает и выдает — уже чищеный. Видно, сторожа-часовые от нечего делать готовят оружие к употреблению. Также получаю какую-никакую одежонку из охотничье-рыболовных запасов под женский размер. И пачку патронов.

Медсестра еще не ложилась. Несколько огорчается от ТТ, — оказывается, привыкла к ПМ. Интересно, где успела? Но благодарит и за оружие, и за одежду. Хотя по лицу большой радости не видно. Знакомимся. Ее зовут Надежда Николаевна. Ну что ж, будем знакомы, Надежда Николаевна. Спрашиваю, как у нее с едой. Нормально. Ну ладно, раз нормально, спокойной ночи тогда, Надежда Николаевна.

У меня спокойной ночи не получается. Саша всю ночь мечется в жару. Дарья тоже не спит. Советует мне дрыхать, если что — она меня разбудит. Спать у меня не получается. Прекрасный звон часов Петропавловки, который мне так нравится днем, ночью просто выматывает, и я вскакиваю каждые пятнадцать минут от близкого дилибома. А каждый час дилибом еще и с перезвонами. Минуты на три с вариациями.

Когда я вскакиваю в 4.00, Саша синхронно со мною садится, смотрит на меня и заявляет:

— Голуби! Мерзкие птицы! Летающие крысы! Нелепое техническое решение. Ненавижу!

И валится со стоном обратно.

Дарья Ивановна проверяет его температуру старым материнским методом — прикоснувшись губами ко лбу сына.

— За тридцать девять!

Очень похоже. Плохо. Для лихорадки от крысиного укуса слишком рано…

У Виктора все спорилось в руках. Бункер моментально протопился, матрасы оказались сухими, и внутри убежища было чертовски уютно. Наверное, поэтому Виктор ощущал себя действительно счастливым. Досадно, что телевизор в этой глуши не посмотреть, но радио с Иркой они слушали. И судя по тому, как с уважением, а чуток позже и с обожанием девица смотрела на него, Виктор понял, что сейчас наконец до нее дошло, насколько счастливый билет она вытащила. Радиостанции исчезали одна за другой, новости, что оттуда передавали, могли бы ужаснуть, если б не тот факт, что от этих кошмаров отделяло минимум девяносто километров бездорожья и леса, озер и болот… Потому Виктор веселился от души, пересказывая своими словами готовившей праздничный ужин Ирке, что говорилось в наушниках:

— Дорогие слушатели нашего канала! Я, диджей Дряннофф, посылаю вас всех в жопу, потому что я скоро сдохну! Я сижу здесь уже третий день! Мне не добраться даже до сортира, потому что в коридоре — звукооператор и моя телка. Они подскуливают и царапаются в дверь, но я им не открою! Может, вам поставить что-нибудь послушать? Мою последнюю композицию «Дохлая телка ломится в дверь»? Слушайте, она отлично занималась любовью, а сейчас у нее нет половины морды… Меня тошнило вчера целый день, после того когда я на нее глянул. Такого даже под маркой не увидишь! И кому я это говорю? Мне уже два дня никто не звонит… Эй, слушатели, коровьи морды, свиные рыла! Позвоните!!! Я последний человек в этом доме… И на этой улице… Я уже не могу смотреть в окно, потому что там нет ни одного живого. В доме напротив был живой мужик. А сегодня он открыл окно, помахал мне рукой, рассмеялся от души — и вышел. В окно. Я видел, как его жрали. Его и сейчас жрут. Но я не дам им меня жрать! Для тех, кто слушает наш канал, ставлю шедевр Верки Сердючки «Все будет хорошо!». Я знаю, что это тупое гамно, но оставайтесь на нашем канале…