Вольфганг Хольбайн - Сердце волка

Однако волк не нуждался в чьей-либо помощи. Он не просто впился в руку наемника зубами, а откусил ее чуть ниже локтя — точно так, как он это сделал с рукой другого наемника во дворе больницы. Теперь зверь набросился на русского, скорее пытаясь не убить его, а обезвредить.

Крик наемника постепенно затих. Он был еще жив, но его лицо вдруг стало неподвижным, как у трупа, а взгляд широко раскрытых глаз был направлен куда-то в пустоту. Судьба, оставив русского после такого ужасного ранения живым, смилостивилась: теперь он был в шоковом состоянии и не ощущал никакой боли. По крайней мере, Штефану так показалось.

Волк, рыча, отступил чуть-чуть назад. Зверь не стал перегрызать горло своей жертве: он ведь был не на охоте, а просто защищал своих сородичей. Быстро и очень внимательно осмотрев комнату, волк медленно и без каких-либо внешних проявлений враждебности направился к Штефану. Глаза зверя, казавшиеся почти человеческими, посмотрели на Штефана так, что тот сразу же успокоился. Штефан понял, что Соня его простила. В конце концов, они были сородичами, что бы между ними ни происходило.

Дорн неожиданно вскрикнул, схватил здоровой рукой свой пистолет, упавший перед этим на пол, и прицелился в зверя. Штефан тут же попытался выбить оружие у него из руки, но он явно переоценил свои физические возможности: его удар ушел в пустоту и, потеряв равновесие, Штефан рухнул на пол. Он тут же встал на четвереньки, превозмогая острую боль в боку. За ту секунду, в течение которой он не смотрел на Дорна, ситуация кардинально изменилась. Дорн уже лежал на спине, а волчица сидела на его груди, угрожающе скаля зубы. Из ее рта на лицо Дорна капала кровь и слюна.

— Не двигайтесь! — крикнул Штефан. — Ради Бога, не двигайтесь!

Ему показалось, что Дорн даже не услышал его слов. Полицейский в упор смотрел на волчицу, и в его глазах Штефан заметил такой блеск, какой бывает в глазах у сумасшедших. Дорн и без окриков Штефана в этот момент был, похоже, не в состоянии пошевелиться.

Штефан привстал и, не сходя с места, взмахнул рукой, чтобы привлечь внимание волчицы.

— Нет! — сказал он. — Не убивай его! Он тут совсем ни при чем!

Волчица подняла голову и посмотрела на Штефана. Он заметил, что в ней происходит напряженная борьба — борьба между древними инстинктами и чем-то таким, что, возможно, не совсем соответствовало человеческому сознанию, но было сродни ему. Штефан не знал, понимает ли Соня в этом обличье его слова, или же они звучат для нее примерно так же, как волчье рычание для него.

Впрочем, слова уже все равно не имели никакого значения.

Через несколько секунд, показавшихся Штефану целой вечностью, волчица опустила голову, осторожно коснулась зубами шеи Дорна и слегка надкусила его кожу.

Этот укус был очень слабым — в результате на коже проступила одна-единственная капелька крови. Затем волчица выпрямилась, сделала шаг назад и одним мощным прыжком выскочила в окно.

Где-то вдалеке раздавалось постепенно приближающееся завывание сирены, однако в доме стояла жуткая тишина. Никто не двигался. Хрипы, издаваемые раненым наемником, стихли, и даже Роберт перестал вопить. «Затишье после бури», — подумал Штефан. Оно было не таким жутким и полным скрытой угрозы, как перед бурей, но в нем чувствовался ужас от осознания того, что здесь только что произошло.

Штефан сконцентрировал свое восприятие на втором этаже. Там тоже царила тишина, но какая-то пугающая. Штефан подполз на четвереньках к Дорну и помог ему приподняться.

— Все в порядке? — спросил он.

Дорн в ответ машинально кивнул и потрогал пальцами здоровой руки свое горло. Когда он увидел на них размазавшуюся ярко-красную кровь, на его лице появилось выражение необычайного удивления.

— Что… что это было? — пробормотал он.

— Вы верите в оборотней? — спросил Штефан и горько засмеялся. — Если нет, то сейчас как раз подходящий момент для того, чтобы начать в них верить.

Дорн пристально посмотрел на Штефана. Его лицо выражало теперь не удивление, а что-то совсем другое. Быть может, он сейчас балансировал на грани безумия. Но затем в нем, по-видимому, сработал защитный механизм, и его взгляд стал таким, как всегда.

— Со мной все в порядке, — сказал он.

Очевидно вспомнив о своей простреленной руке, Дорн добавил:

— Во всяком случае, я еще жив.

— Чтобы и дальше оставаться в живых, вам обоим лучше пригнуть головы, — раздался голос Уайта с другой стороны комнаты. Он говорил с большим трудом, буквально выдавливая из себя каждое слово. Было, впрочем, даже удивительно, как это удар русского не размозжил ему гортань. — Еще не все закончилось.

Словно в подтверждение его слов на улице раздался одиночный выстрел, за которым послышался пронзительный визг. Однако Штефан не обратил на это никакого внимания. Русские теперь, конечно же, станут палить по волкам, попасть в которых им совсем не трудно. Когда они поймут, что от этих попаданий все равно нет никакого толку, будет уже слишком поздно.

Завывание сирены раздавалось все ближе и ближе. Штефан расслышал звуки еще одной или даже двух сирен. Соседи, по-видимому, все же вызвали полицию. Первая полицейская машина должна была появиться возле дома Роберта минуты через две или три, не позже. Не так уж много времени оставалось у русских на то, чтобы еще раз атаковать дом. Если Барков-младший хоть что-то соображал, он должен был собрать остатки своего отряда, если еще хоть кто-то из наемников был жив, и немедленно дать отсюда деру.

— Оставайтесь здесь, — сказал Штефан Дорну, а сам подполз на четвереньках к окну и осторожно выглянул из него.

Тот наемник, который от его удара прикладом вывалился через окно наружу, уже куда-то исчез. По-видимому, его утащили волки. А может, он пришел в себя и предпочел ретироваться отсюда подальше. Штефан был бы этому даже рад — и так уже погибло слишком много людей.

Он еще раз настороженно оглядел сад, затем повернулся и направился к своему шурину. Роберт к тому моменту уже вскарабкался на изрешеченный пулями диван и сидел там, вытянув свою правую ногу. Он дрожал всем телом, и Штефану не нужно было обладать по-волчьи острым нюхом, чтобы понять, что Роберт наделал в штаны. Однако и это не вызвало у Штефана даже малейшего злорадства. Роберт теперь так мало для него значил, что Штефан уже не испытывал к нему неприязни.

— Я поищу Матта, — сказал Уайт. — Что-то тут не так. Он давно должен был здесь появиться.

У Штефана было более конкретное предположение относительно того, что именно с Маттом «не так»: волки простили Штефана, потому что считали его своим сородичем, а вот выстреливший в Соню Матт был для них чужаком. Кроме того, Штефан отчетливо чувствовал, что за дверью, в сторону которой указал Уайт, нет ни одного живого существа.