Вольфганг Хольбайн - Сердце волка

Барков, безусловно, был ошеломлен таким неожиданным нападением, однако отреагировал поразительно быстро. Впрочем, он отреагировал очень быстро для обычного человека, а потому не мог тягаться со Штефаном. Барков не стал нацеливать на Штефана свой автомат (в тесноте автомобильного салона у него это все равно не получилось бы), а, бросив его, попытался выхватить из-за пояса пистолет. Однако он не успел это сделать: Штефан ткнул дуло карабина ему в горло прямо под подбородок.

Барков замер. Как ни странно, Штефан не почувствовал в нем ни малейшего страха. По-видимому, этим наемникам при их образе жизни так часто приходилось сталкиваться со смертью, что они уже научились ее не бояться. А может, явившись сюда, Барков рассматривал вариант своей гибели не как потенциальную возможность, а как нечто такое, что должно произойти почти наверняка. Тогда он был своего рода камикадзе, заботящемся лишь об успехе операции, а не о своем спасении. Единственное, что Штефан чувствовал в Баркове, — это глубокое разочарование.

— Вы — Барков? — спросил он.

Вернее, это был скорее не вопрос, а констатация факта. Штефан один раз уже видел этого человека. Тогда он сидел в простой бревенчатой избе где-то в самом центре Боснии и Герцеговины, на нем была грязная разорванная одежда и от него воняло чесноком. Теперь рядом со Штефаном в машине находился мужчина в чистом добротном костюме, ухоженный и побритый, но Штефан, тем не менее, был абсолютно уверен, что это один и тот же человек.

А еще Штефан почувствовал родство этого человека с Барковым-старшим. Когда они были на краю Волчьего Сердца, он не заметил среди наемников никого, кто хоть чем-то был похож на полнотелого русского офицера, являвшегося их предводителем. Однако Штефан подсознательно сохранил в своей памяти много отличительных признаков Баркова-старшего, которые припомнились ему только сейчас. Человеческие органы чувств были гораздо более восприимчивыми, чем предполагали люди, оставалось только уметь ими правильно пользоваться.

У Штефана не было ни малейших сомнений: перед ним — сын Баркова.

Несмотря на это, он еще сильнее упер ствол под подбородок наемника и крикнул:

— Отвечайте! Вы — Барков?

— Да, — сказал наемник на русском языке.

Его голос звучал сдавленно, хотя, возможно, это было вызвано тем, что ему пришлось под давлением ствола сильно отклонить голову назад. Штефан слегка отвел карабин назад.

— Вы говорите по-немецки? — спросил он.

— Немного говорю, — ответил Барков. — Но… не очень хорошо.

— Тогда слушайте меня внимательно, — начал Штефан. — Я не стану повторять то, что сейчас скажу. А если вы попытаетесь сотворить какую-нибудь глупость, я размажу ваши мозги по крыше машины. Это понятно?

Барков кивнул.

— Прекрасно! — произнес Штефан. — Я знаю, по какой причине вы находитесь здесь. Вы думаете, что мы с моей женой виноваты в гибели вашего отца, а потому явились сюда, чтобы нас убить.

В это время рука Баркова очень медленно — миллиметр за миллиметром — ползла к поясу и наконец коснулась пистолета. Однако Штефан снова так сильно надавил стволом карабина ему на горло, что Барков не только поспешно отдернул руку, но и, поперхнувшись, стал отчаянно хватать ртом воздух.

— Я вполне могу это понять, — продолжал Штефан. — На вашем месте я, скорее всего, поступил бы точно так же.

Сделав короткую паузу, Штефан добавил:

— Но вы ошибаетесь.

Барков сдавленно рассмеялся.

— Вы, наверное, сошли с ума, если думаете, что я в это поверю.

— Тем не менее это правда, — настаивал Штефан. — И я могу это доказать.

— Вы сошли с ума, — повторил Барков. — Пристрелите меня. В противном случае я убью вас.

— Нет, — сказал Штефан. — Не убьете.

И тут он сделал нечто такое, от чего Барков даже растерялся: он отвел свое оружие в сторону, развернул его дулом к себе и впихнул изумленному русскому в руки.

Барков непонимающе посмотрел на карабин, затем на Штефана и снова на карабин. Штефан почувствовал, что русский о чем-то напряженно размышляет. Самый опасный момент их психологической схватки был позади. Барков поднял карабин, направил его ствол Штефану прямо в сердце и положил палец на спусковой крючок.

Но он так и не надавил на него. Он всего лишь в упор смотрел на Штефана, и еще никогда в своей жизни Штефан не видел, чтобы лицо человека выражало такую растерянность.

— Надавите на спусковой крючок, — произнес Штефан, — и вы никогда не узнаете, кто же на самом деле убил вашего отца.

— Но я вас там видел! — вскрикнул Барков. — Вас и вашу жену, а еще того… американца. И я слышал…

— Но вы же сами не видели, кто именно убил вашего отца! — возразил Штефан. — У вас сейчас есть два варианта, Барков. Вы можете нажать на спусковой крючок и после этого скрыться отсюда. Но тогда вы до конца своей жизни так и не узнаете, что произошло на самом деле. Второй вариант: вы можете пойти сейчас со мной и я покажу вам того, кто действительно убил вашего отца.

Барков ничего не сказал, но в этом и не было необходимости: Штефан прочел ответ в его глазах. Затем Штефан медленно вылез из машины и направился к горящему дому.

Он знал, что Барков непременно последует за ним.

Когда они подошли к дому, он еще больше был охвачен огнем и их обдала волна невыносимого жара. Воздух был очень горячим и таким густым, что Штефану едва удавалось дышать. Пламя вовсю бушевало на первом этаже, и уже загорелись несколько нижних ступенек лестницы. Штефану потребовалось гораздо больше времени для того, чтобы выманить Баркова, чем он изначально рассчитывал. А может, огонь разгорался намного быстрее, чем он предполагал. Впрочем, в распоряжении Штефана было еще вполне достаточно времени. Он знал, что, несмотря на жар и удушливый дым, Уайт и волк все еще находятся там, где он их оставил.

Штефан указал на второй этаж. Барков испуганно посмотрел в указанном направлении и не сразу решился кинуться вслед за Штефаном в охваченную огнем комнату. Подняться вверх по горящей лестнице было теперь довольно трудно, а если огонь и дальше стал бы распространяться с такой же быстротой, путь назад мог оказаться отрезанным. Пламя от горящих перил лестницы обдало Штефана и Баркова кучей маленьких горячих искорок, которые прожигали ткань их одежды и кусали их за лицо и ладони. Три нижние ступеньки уже пожирал огонь. Штефан одним махом перепрыгнул через них и бросился вверх по лестнице. Жар не доставлял ему особых хлопот. Тем не менее он прикрыл лицо так, как будто ему было больно, — на тот случай если Барков успевал наблюдать за ним. Барков, поднимающийся позади него, закашлялся, однако не только не замедлил шаг, но и, наоборот, побежал по лестнице за Штефаном еще быстрее.