Джон Харвуд - Призрак автора

Двумя днями позже Каролина и госпожа Темпл проводили Розалинду на вокзал, откуда она уехала в Лондон; во всяком случае, так они считали. На самом же деле после мучительных раздумий Розалинда приняла отчаянное решение: посетить Блекуолл-Парк инкогнито и посмотреть, действительно ли его она видела во сне. Она знала, что дом временно пустует, поскольку господин Маргрейв надолго осел в городе (она боялась, что из-за нее), и слуги находились при нем. Она прекрасно сознавала опасность своей затеи, но искушение было слишком велико, и она уже не могла ему сопротивляться. Ночной кошмар до сих пор стоял у нее перед глазами, как если бы она только что проснулась, как тогда, в беседке; у нее было такое ощущение, будто перед ней открылась дверь, из которой тянет холодом потустороннего мира, и она не успокоится, пока не найдет в себе силы захлопнуть ее.

Накануне ее отъезда они с Каролиной отправились на прогулку. Розалинда предложила воссоздать маршрут, по которому она шла в тот день, не уточнив, что именно она ожидала увидеть: впрочем, потайная калитка действительно была, все там же, в углу забора, но выглядела она давно заброшенной, и никакой тропинки за ней не обнаружилось, лишь крапива высотой в человеческий рост. Потом они обошли холм, выйдя к ручью, но так ничего и не увидели. Розалинда не догадалась оставить отметину в том месте, откуда она выскочила в тот день, а трава не сохранила отпечатков ее следов или… Но госпожа Темпл подтвердила, что здесь была — во всяком случае, давно — настоящая беседка; не могла же Розалинда проснуться на ее обломках? Как бы то ни было, лес казался непроходимым со всех сторон. Розалинда почувствовала, что подруга начинает беспокоиться насчет ее душевного здоровья, да ей и самой хотелось избавиться от этого наваждения, которое становилось все больше похожим на помешательство. Каждый раз, когда она вспоминала сон, который по-прежнему могла воспроизвести с точностью до минуты, в сознании опять все путалось, и она уже не понимала, где грань между реальностью и иллюзией, ведь она до сих пор ощущала мягкость подушек в ярко раскрашенной беседке, вдыхала запах свежей краски, чувствовала колени той женщины — Кристины; и, если Кристина, будучи фантомом, явилась ей такой живой, почему же Блекуолл-Парк не может оказаться настоящим?

Именно этот вопрос больше всего волновал Розалинду, и на него она должна была найти ответ, прежде чем вернуться в Лондон. Она не рассчитывала увидеть ряд свежих могил; по крайней мере, была в этом почти уверена. Но, как ни странно, она надеялась найти хотя бы какую-то связь между настоящим Блекуолл-Парком и тем, что ей приснился, ниточку, которая станет для нее путеводной в предстоящем трудном разговоре с матерью. Розалинда инстинктивно чувствовала, что если проявит слабость, то спровоцирует новую вспышку материнского гнева. Такие мысли занимали ее всю дорогу до станции Бремли в Хемпшире, куда она в конце концов благополучно добралась. Станционный смотритель в Бремли, казалось, был немало удивлен, когда молодая леди заверила его в том, что едет в гости к дяде и тете в Блекуолл-Парк, но тем не менее вызвал для нее экипаж, и молчаливый седой извозчик доставил ее к месту назначения, до которого оказалось чуть меньше мили, не проронив за всю дорогу ни слова.

День был хмурым, как и в ее видениях, но не таким холодным. Хотя дорогу она не узнавала, ландшафт был схожим с тем, что она видела во сне: по обе стороны дороги так же тянулись ровные поля, вдалеке мелькали изгороди; но, возможно, именно молчание кучера усиливало сходство. И Розалинда все высматривала высокую стену из желтоватого камня, так что когда они свернули на вязовую аллею и она поняла, что это и есть Блекуолл-Парк, в ее ощущениях смешались облегчение и разочарование. Никакой стены не было; здание было выстроено из серого камня, а не желтого; и, хотя ставни на окнах были закрыты, в доме было два, а не три этажа. Колеса зашуршали по коричневому гравию, но такой был во многих дворах, и экипаж остановился у подъезда с крыльцом и каменной лестницей: дверь здесь была совсем другая и явно не приоткрытая. Между тем Розалинда вдруг испугалась. Что если господин Маргрейв все-таки вернулся? Она поставила себя в весьма двусмысленное положение; ему могло показаться, что она тайно следит за ним… Как же она об этом не подумала? Должно быть, она просто сошла с ума, решив явиться сюда; от этой мысли сон как будто ожил, напомнив о себе запахами влаги и плесени. Она вышла из кареты и попросила кучера подождать ее.

Разум призывал ее вернуться; но ноги сами несли влево, за дом, где она, не обращая внимания на газон и аккуратно подстриженные кусты, вышла на дорожку, которая и в самом деле вела к красной кирпичной стене, правда, не такой высокой, как во сне. Внутренний дворик оказался ухоженным, но его действительно пересекала тропинка, которая тянулась от двери черного хода. Розалинда подошла к стене и не обнаружила ни могил, ни могильных камней. Сконфуженная, она попятилась назад. И вдруг ощутила запах свежевскопанной земли, исходивший от ближайшей к ней грядки, а ее платье за что-то зацепилось. Она посмотрела под ноги. Перед ней была парниковая рама, а в ее уголке застрял кусок тонкой материи, но не с ее голубого дорожного плаща; это был лоскуток черного цвета. И в то же мгновение она осознала, что находится здесь не одна.

Не осмеливаясь двинуться с места, она подняла взгляд и увидела Дентона Маргрейва, который стоял там же, где стоял во сне, и ей даже показалось, что сгустились тучи. Она все ждала, что вот-вот разверзнется земля; сон вернулся, и она отчетливо увидела голубое свечение, исходившее от его фигуры, слышала шорох распускаемых крыльев, и потом… Она как будто оказалась в скором поезде, который двигался в обратном направлении: фигура Маргрейва сжалась, усохла, а ее саму понесло назад с такой бешеной скоростью, что у нее перехватило дыхание, пока не очнулась она в залитой солнцем беседке рядом с женщиной, которая протягивала ей книгу, и на этом фоне звучал голос матери Каролины, а потом до нее наконец дошло, что намеревалась сказать ей Кристина Темпл.

Видение исчезло; Розалинда почувствовала, как в очередной раз ухнуло сердце, когда, обернувшись, она увидела того, кто стоял за ней. Но это оказался вовсе не Маргрейв, а пожилой мужчина в потрепанном черном пиджаке и тяжелых рабочих сапогах, который, опираясь на лопату, смотрел на нее с некоторым удивлением. Они молча стояли друг против друга, пока Розалинда не нашлась с ответом, чего сама от себя не ожидала: «Пожалуйста, простите меня; кажется, я перепутала дом».

Глядя на мелькавшие за окнами поезда поля, Розалинда все думала о предстоящем разговоре с матерью. Йоркшир и для нее будет своего рода ссылкой, но, по крайней мере, она будет занята работой. Она должна перенести на бумагу все, что испытала, написать свою сказку, и у нее непременно получится. Будет пролито много чернил; и, возможно, ей больше никогда не встретится белый ангел; но зато она останется Розалиндой Форстер, и придет день, когда она сможет нанять для матери компаньонку и обеспечить ей светскую жизнь в Лондоне, а сама станет свободной и сможет в любое время навещать Каролину и Стейплфилд. Такое обещание дала она себе, мысленно любуясь восстановленной беседкой, пахнущей свежей краской и сияющей на залитом солнцем холме.