Гордон Далквист - Черная книга смерти

Освободив колени и подтянув под себя ноги, он дотянулся и до веревки на правой руке с таким же узлом (враги оказались не очень-то изобретательными). Через несколько секунд, не считая того времени, что он выплевывал пеньку изо рта, рука была свободна. Освободив вторую руку и обе ноги, Свенсон присел на корточки между накрытыми холстиной грузами и принялся разминать затекшие руки.

Баржа была пришвартована к новенькой пристани. Дорогу, идущую от канала, проложили недавно — ширина гравийного слоя была везде одинаковой. Не увидев никого на пристани, доктор поспешно отвязал конец холстины, прикрывавшей один из грузов. Обнажилась сверкающая стальная опора с рядом отверстий под болты. Свенсон полез за спичками, но карман оказался пуст. Портсигар, грязный платок, спички — все исчезло. Взбешенный этим, доктор схватил холстину обеими руками и стащил с механизма. Его взгляду предстала обитая медью стальная колонна (усеянная циферблатами и измерительными приборами, точно скипетр — драгоценными камнями) с наполненными жидкостью камерами и медными катушками. Свенсон сдернул холстину со следующего груза: диагностический стол со свисающими шлангами — словно ноги пяти ос росли из одной омерзительной груди; на конце каждого шланга — кольцо из синего стекла. Доктор вспомнил отпечатки на теле Анжелики. Этот груз вывозили из «собора» в Харшморте.

Дорога сужалась между густыми зарослями кустарника, а потому доктор почти не обратил внимания на темное вьющееся перо в светлом небе. И только потом он заметил едва намеченную тропинку — здесь прошел всего один крупный человек, прокладывая себе путь сквозь листву. Свенсон повернулся назад, лицом к барже. Может, просто сигнальный костер? Но зачем сторожу отходить так далеко от груза? Он остановился, вставил монокль и посмотрел на дорогу.

Из-за поворота увидеть конец дороги с баржи было невозможно. Но от поворота Свенсон мог наблюдать и баржу, и белое кирпичное здание на другом конце. Почувствовав вдруг свою незащищенность — не следят ли за ним в подзорную трубу? — он бросился прочь с дороги и присел на корточки среди деревьев, вглядываясь сквозь листья плакучего бука в выложенное камнями кольцо. В середине его дымился догорающий костер. На одеяле рядом с кострищем лежали бутылка, клетчатый платок с чем-то, похожим на горбушку хлеба, и кусок мяса, а еще плоский серебряный квадратик… его портсигар!

Дальше лежали багряный камушек, огрызок карандаша, монетки, платок доктора… и еще что-то непонятное — оно отражало свет иначе, нежели портсигар. Где же был тот, кто прикарманил все это?

Свенсон осторожно пошел к кострищу и забрал все, в недоумении поколебавшись при виде последнего предмета. Это была карточка синего стекла, точно такая же, что и найденная им в вазе с цветами у кровати принца, — первое свидетельство связей его подопечного с заговорщиками. Позднее доктор нашел еще одну карточку — на теле Артура Траппинга, но обе они давно были утрачены. Как же эта новая пластинка оказалась среди его вещей?

Кто-то подсунул карточку в его карман — а он и не заметил? Но когда? И кто — кто мог это сделать? Карточки были созданы графом — соблазнительные наживки для вербовки сторонников, каждая содержала несколько сенсационных сценок… каждая обладала такой же роковой притягательностью, как и изысканный вкус впервые отведанного опиума.

Свенсон нахмурился. Багряного камушка в кармане у него тоже не было. Он отдал его Элоизе в поезде…

Какой же он идиот — ведь это послание ему! Элоиза пытается что-то сообщить. И почему он только проверил свои карманы в доме ее дядюшки?! Вдруг в синей карточке говорится, что он должен делать? Вдруг графиня принудила Элоизу… и он зря сомневался в ней? Вдруг еще не слишком поздно?…

Свенсон потер прохладную поверхность стекла пальцем и тут же почувствовал ледяное давление на свой мозг. Он облизнул губы…

По другую сторону кострища раздался какой-то звук. Доктор повернулся в ту сторону, сунул карточку в карман и взял с земли полуобгоревшее полено. Звук доносился из-за ольхи. Свенсон осторожно подошел к ней. Пара ног, видимых наполовину из кустов… шкипер в черной фуражке, кусок материи вокруг его шеи напитан кровью, на которую уже слетались мухи. Свенсон вытащил складной нож из-за пояса шкипера, раскрыл его, перекинул полено в другую руку, чувствуя себя глуповато — он словно подражал действиям настоящего бойца в минуту опасности.

Еще какой-то звук — теперь от костра. Пока Свенсон рассматривал тело, убийца обошел его сзади.

Свенсон заставил себя идти прямо к костру, больше не стараясь шагать тихо. Прутик нагло хлестнул его по уху. У костра кто-то был.

Одной рукой отламывая кусочки еды, лежащей на клетчатом платке, а другой, не видной доктору, упираясь в клетчатое одеяло, там сидела графиня ди Лакер-Сфорца. При виде доктора она издевательски ухмыльнулась.

— Доктор Свенсон, признаюсь, меньше всего я ожидала встретить вас здесь, в этом лесу, разве что ради соблюдения некоей симметрии… но вы идете с таким серьезным видом…

Платье ее было из дешевенького темно-бордового шелка. Черные сапожки были заляпаны грязью, а над голенищем левого белела икра ноги. Графиня протянула руку в сторону одеяла, словно приглашая доктора сесть, и указала в точности на то место, где прежде лежала стеклянная карточка. Она заговорила снова, осторожная, как кобра:

— Не присядете? У старых знакомых всегда найдется о чем поговорить… заболтаемся так, что и конца света не заметим.

Это случилось в далеком детстве: юная мисс Темпл целый час упрашивала, дергая за полы куртки, мистера Грофта — надсмотрщика на отцовских плантациях, который обозревал поля с проходившей по холму дороге. Наконец ей разрешили разок затянуться трубкой. Ей сразу же стало нехорошо (а понимая, что другого раза не будет, девочка затянулась как следует), она упала на колени, а надсмотрщик сыпал ругательствами, понимая, что если хозяин узнает, то мигом прогонит его. Пришлось плестись домой с невыносимой головной болью, а отвратительный запах изо рта не исчезал, сколько лимона она ни ела бы. Мистера Грофта в самом деле выставили за дверь, но лишь через месяц, из-за неподобающих отношений со служанками, три из которых были тут же проданы (включая милую добрую толстушку, чье имя мисс Темпл давно уже забыла): отец с его властным характером не терпел ни малейшего ослушания.

Несколько лет спустя мисс Темпл, которая готовилась к путешествию на континент и жила все по тем же неукоснительным правилам, оказалась в кабинете отца. Несмотря на скорый отъезд дочери, он отправился в другую часть острова — осматривать новые поля — и вряд ли вернулся бы до отбытия мисс Темпл: это облегчало жизнь им обоим. Она бродила по дому, по тропинкам в саду, по открытым террасам, вдыхая сладковатый мускусный запах с полей. Она знала, что, возможно, никогда не вернется. Но, сидя в большом кожаном отцовском кресле (набивка из конского волоса была намеренно бугристой — отец считал, что неудобства обостряют умственную деятельность), мисс Темпл испытала вдруг беспокойство и посмотрела на закрытую дверь кабинета. Не запереть ли, подумала она, даже не успев понять, что собирается сделать.