Сергей Ясный - Музыка мрачных квартир

Увы, Клавдия сильно подорвала своё здоровье во время блокады и её измученный фашистами организм не выдержал родов. Горю Мурави не было предела, но самое страшное его ожидало впереди. Не прожив и полугода, скончался и ребёнок — мальчик, которого он назвал в честь супруги — Клавдием. Ужасы прогремевшей войны ещё долго отзывались страшными отголосками. Трагедия Мурави была одной из многих, но разве это могло служить хоть слабым утешением?..

Огромную поддержку ему оказала Стеша. Нет, не подумайте о каких-то низменных современных способах "поддержек". Тогда люди в большинстве своём были объединены общим горем и всячески оказывали помощь друг другу. Да, возможно Степанида и Михаил на этой почве и могли бы создать семью, но настоящие семьи строятся на любви, на взаимопонимании и множестве других важных духовных факторов, но не на горе и ощущении безысходности. Любви там не было.

Но были тёплые человеческие отношения. Мурави помогал Степаниде с дочкой, отчасти восполняя в её воспитании роль отца. Но заменить его он вовсе не пытался, а даже боялся и потому излишней чувственности, которой у него накопилось с избытком, он старался не давать волю. Стеша помогала Михаилу по дому и быту. Несколько раз оба пытались помочь друг другу устроить личную жизнь — Мурави сватал к Степаниде достойных из числа своих друзей, а Стеша — своих подруг. Но поняв и приняв вскоре бессмысленность таких затей, оставили друг друга в покое. Михаил неоднократно предлагал Степаниде занять и вторую комнату, мотивируя это тем, что одному ему вполне достаточно и одной, а у Стешки подрастает дочка и ей будет необходимо своё личное пространство. Но Степанида наотрез отказывалась, в свою очередь, мотивируя это перспективой того, что Мурави ещё может устроить свою личную жизнь и лишней комната не будет. Такое взаимное благородство лишь сейчас может показаться глупым и наивным, но только тем, кто суетиться на лестнице материальных ценностей или тех кто падает в пролёт словно в бездну. Степанида и Михаил были из числа тех, кто уверенно и спокойно поднимались по скромной лестнице ценностей жизненных, и очень дорожили этим. В конце концов, Мурави смирился и, занявшись к тому времени, преподавательской деятельностью, решил сделать из одной комнаты рабочий кабинет, а из другой — спальню.

Шло время, выросла и вышла замуж дочь Степаниды. И где-то незадолго до этого, Стеша стала замечать в своём соседе странную особенность. Он стал всегда запирать дверь в спальню на ключ, в то время как дверь в кабинет никогда не запиралась. Спать он теперь предпочитал в кабинете на диване, зато мог сутки напролёт, заперевшись, находиться в своей спальне не издавая ни единого звука. Иногда, перед тем как выйти из неё, он произносил какую-то ерунду про лису, волка и лето, называл какие-то цифры. На вопрос Степаниды что это такое он вечно бормочет, Мурави лишь отшутился, мол, это детская считалочка, которая здорово поднимает ему настроение. В конечном счёте она привыкла к его проявившимся с годами странностям и перестала обращать внимание на изменения в поведении соседа. В конце концов, она сочла это не своим делом, в чём безусловно была права. Так они и жили вдвоём, потому как после замужества дочь Степаниды Захаровны переехала жить к мужу. Конечно, она часто навещала свою мать, регулярно по праздникам они приезжали всей семьёй, с маленькой дочуркой. Но чем дальше уходило время, тем больше отдалялась от Степаниды Захаровны её дочь и тем, наоборот, ближе становилась к ней внучка Вика. Более того, к Мурави девочка относилась едва ли не как к своему дедушке и общалась с ним куда как охотнее, чем в своё время дочка Степаниды Захаровны. А сам Мурави даже позволял, казалось бы, немыслимое — играть Вике в той самой комнате, которую запирал даже от своей многолетней соседки. Это настолько насторожило и одновременно озадачило Степаниду Захаровну, что она не преминула воспользоваться возможностью и кА следует осмотрела загадочную комнату, когда в ней играла маленькая Вика. К своему лёгкому разочарованию, она не обнаружила абсолютно ничего необычного — комната как комната: большой бельевой шкаф, старая кровать, стул, комод и фотографии военных лет на стенах. На их фоне необычно выделялись лишь детские рисунки, которые нарисовала сама Вика. Убедившись, что всё в порядке и поводов для беспокойства нет, Степанида Захаровна успокоилась и была только рада, что внучке здесь интересно и весело, а в самом Михаиле Ракиновиче будто вновь проснулась жизнь и исчезли все его странности отшельника.

Но почти все мы, взрослея, отдаляемся от своих истоков да и от самих себя тоже. И Вика, конечно же, менялась будучи подростком и становясь девушкой. Реже она навещала свою бабушку и уже, само собой, не играла в таинственной комнате Мурави, мало общалась и с ним самим. В какой-то момент она даже не могла вспомнить что её вообще могло раньше с такой силой и интересом тянуть в гости к бабушке, а особенно — к общению с её нелюдимым странноватым пожилым соседом. Да, конечно, она очень любила свою бабушку, а Мурави заменял ей дедушку, так как и со стороны отца она его не имела. Но отчётливо Вика помнила, что если стоял выбор — поехать в Луна-парк или в гости к бабушке Степаниде, то она ни секунды не колебалась и буквально требовала отвезти её к любимой бабушке и "волшебнику Мумлаку", как маленькая Вика называла её соседа по коммунальной квартире. Но вот в какой момент всё это прекратилось и поездки к бабушке Степаниде стали всё реже и реже, Вика совсем не могла вспомнить. Будто память отшибло или стоял какой-то магический барьер между воспоминаниями детства и отрочества. Приезжая уже взрослой, она едва ли общалась с Мурави, ограничиваясь милыми посиделками на кухне с чаепитием. Когда серьёзно заболела бабушка и за ней потребовался уход, Вика устроилась в соседнюю с её домом библиотеку за мизерную зарплату. Впрочем зарплаты были такими же ничтожными как и те же пенсии, что получала бабушка Степанида и все остальные пенсионеры и честные трудолюбивые люди. Поэтому, поменяв одну низкооплачиваемую работу на такую же другую, Вика ничего не проиграла и не выиграла. Все честные люди нынче сидели в одной разбитой нищетой лодке и назло всем штормам, терпеливо продолжали плыть в надежде обрести, наконец, твёрдую почву под ногами. Вот и Вика не унывала, несмотря на то, что и личная жизнь не складывалась и даже предпосылок к каким-то радостным переменам в ней не было. Общение в эти последние два года с бабушкой Степанидой ей даже во многом давало дополнительных сил и веры.

— Внученька, ты бы пошла погуляла с молодым человеком своим. Погода вон какая хорошая. Всё со мной будет в порядке, милая.