Алексей Сквер - Беседы с грешниками

Всё дело в том, что нас, нормальных мужиков, мало… вот посмотреть вокруг девушке и только повеситься остаётся…кругом алкашня, наркаманьё… Как с такими в постель ложиться?… Не моются, брюхо до колен, нечёсаные с вонью изо рта…. Да и пьянка с крепким хуем мало сочетается, по-молодости если только… Нестояк тоже бич поколения…

На таком фоне, покуривающий и изредка выпивающий неженатый парняга, вроде меня, просто как кот в сметане. Матушка умерла, когда мне было 19. Хата осталась мне одному. Работу я нашёл себе приличную…. Средней руки фирмочка, но поддерживать в порядке компы всегда кто-то должен, к тому же я и писать кое-что умею….умел… В общем не бедствовал, ну и с бабами полный порядок…

Кого я только ни навидался… Беда была в том, что я влюбчивый…был. Трхаться абы с кем, как было по началу, мне уже давно претило, поэтому я тщательно выбирал девушек…. В итоге почти с каждой были бурные романы… Со всей полагающейся чепухой…шампанские-цветы-фрукты-романтика-ночных-прогулок и прочая белиберда. Но всякий раз когда дело доходило до более серьёзных вещей…например детей… я давал задний ход и порою жестоко.

Шесть абортов, одну девочку…Катя звали…еле откачали, нажралась какой-то дрянью, и вот Вика.

Вика тоже захотела ребёнка… Вику растил отец, её мать погибла в аварии, когда девочке было три года, и она поклялась не садиться за руль и приобрела пунктик переходить дороги только в положенных местах и на зелёный свет. Говорила, что не имеет права лишать своего ребёнка матери… Она бредила ребёнком.

Отец давно уже откупился от дочери квартирой и деньгами и жил своей жизнью, крутышки-бизнесмена с работой вместо бабы.

Вика постоянно мне долбила, что я ей ничего не буду должен, что ей нужно только моё присутствие…моё….и ребёнка. Чёртовы бабские инстинкты. Мы крупно поссорились…. Точнее я на неё наорал и она тихо ушла оставив ключи, я идиот…мне бы её догнать, но я сидел в кресле попивая Гролш и думал что таких Вик под окнами сотня по рублю… А потом пришла ОНА.

В замке повернулся ключ и я уже мысленно прикидывал, что выскажу этой дуре Вике…Думал, не хватило духу уйти ей, ведь я в это свято верил… я любил её в конце концов и она это знала… но вошла не она. Я только тогда когда вошла Лилит… понял, что Вика и не могла вернуться, её ключи лежали на тумбочке в коридоре.

У Лилит всегда есть ключи к нужным ей дверям.

Вы видели Лилит?

Совершенные формы, воплощение женственности и страсти в каждом движении…Я был настолько поражён её красотой, что не сразу сообразил, что у меня в гостях незнакомка, но как выяснилось, я уже не принадлежал себе… я принадлежал ей.

Никогда не забуду того разговора.

Она вошла и встала напротив меня, так и не выпустившего бутылку Гролша. Да что там бутылка, я не мог ни пошевелиться, ни слово сказать…моё время истекло, и она мне именно это и пришла объяснить.

Бог есть любовь. Бог в каждом из нас. Любовь… Убивая любовь, начиная с Натальи, я убивал раз за разом свою душу….сердце если хотите. Я рвал его кусками и выбрасывал… С каждой преданной мною любовью. Я предавал самого себя ради более комфортного существования, я предавал из трусости или выбирая более удобный вариант на текущий момент, я топил любовь в ревности и проверках, я предпочитал слушать рассуждения друзей и собутыльников, а не верить любимым глазам…я… я был полным кретином… мудаком… и за всё надо платить… У всего есть лимит. У меня кончилась душа…С Викой я выдрал её последний клок… убил ошмётки оставшиеся от сердца и стал добычей Лилит. Это участь таких безумцев как я.

Я — Вечный Влюблённый. Я — раб Лилит. До скончания дней я буду любить и желать ту, что на меня и не посмотрит. Бездушную Прелесть. Жестокую И Бесчувственную Лилит. Первая Убившая Любовь.

Каждую секунду я горю в огне жгучей страсти и невозможности достигнуть желаемого, я не могу не только прикоснуться, но и заговорить с НЕЙ.

Вы и представить себе не можете Артур, что это за пытка… Представте себе, что вы уже обняли женщину и дико её хотите, но вас отрывают от неё… Умножьте свои чувства на тысячу и представьте, что вы это чувствуете постоянно… каждую секунду… вас разрывает изнутри на куски и вы ничего не можете с этим поделать… Я безумен… Она хотела, чтобы я рассказал вам свою историю, и на время вернула мне разум…

Она требует что бы я возвращался… Молчите…У нас мало времени…Обещайте мне что пересмотрите своё отношение к любви… Обещ..

Собеседник исчез с резким хлопком, и я остался один. Передо мной, на коленях, лежал исписанный блокнот, ветер играл краями первого листа.

Смерть умеет шутить, зачем ей понадобились мои встречи с грешниками? Зачем мне писать о них? Кто это будет читать, если я умер? А если я не умер, то, как я оказался на этом утёсе, на красивой резной деревянной скамье с видом на океан? И в конце концов, почему именно я?

Я ещё задам ей… или ему вопросы… я так и не понял он это или она… но сейчас мне надо всё записать подробно….

Мразь этот Миша конечно… и поделом… поделом..

Мне почему-то вспомнилась Оля… моя Оля … прости меня, малыш.

Ощущение чьего-то присутствия вывело меня из созерцательного состояния, и я, оторвавшись от морского, а может быть и океанского, пейзажа огляделся. Пяточек, на котором находилась моя скамейка, был небольшим, и оглядеть его не составило труда. Я был не один и опять проморгал момент появления гостя. Им оказался полноватый человечек с ранними залысинами и короткими, пухлыми конечностями. Он стоял практически за скамьей, на которой я сидел, но когда я обернулся, тут же отвёл взгляд, делая вид, что вот так стоять, прислонившись спиной к каменной громадине, и есть самое любимое его занятие. Настолько любимое, что окружающее им не замечается.

— Присаживайтесь — позвал я его — меня Артур зовут.

Человечек тут же вышел из ступора и засеменил к лавке.

— Спасибо — сказал он, усаживаясь — Виктор Палыч. — протянул он правую руку.

Как я и ожидал, ладошка у него была рыхлая и неприятно влажная. Есть такие люди, при первом взгляде на которых, уже хочется вымыть руки. Виктор Палыч был как раз из таких…. Во всяком случае, для меня.

— Вы, наверное, хотите мне что-то рассказать, не так ли? — задал я вопрос после несколькоминутного молчания.

— Если быть откровенным — нет…но у меня нет выбора… в любом случае, пока я нахожусь здесь меня ничего собственно не терзает…. Хоть какой-то отдых.

Он тяжело вздохнул и, глядя себе под ноги, продолжил.

— В общем-то, я жертва несправедливости. Мир несовершенен, я думаю, вы с этим согласитесь. Вот из-за чудовищной ошибки мне и приходиться расплачиваться ужасным способом. Знаете, если у вас есть возможность помочь мне пересмотреть мою участь в известных вам кругах, то я…готов всё что в моих силах… — дальше он пробормотал ещё что-то, но уже не разборчивое, и вдруг, без перехода, бухнулся с лавки прямо мне под ноги. Вцепившись в мои джинсы ниже колен, он начал нечленораздельно молить о помощи и взывать к справедливости. Истерика грозила набрать немыслимые обороты. Ощущение того, что я испачкался о какую-то мерзкую слизь, пришедшее с рукопожатием усилилось до противного привкуса во рту. Вырвать из его рук свои ноги получилось, но не сразу. Увещевания не действовали и это стало понятно, потому что этот трясущийся студень слышал только себя и свои мольбы. За то, как ни странно, стоило мне замахнуться на толстяка, как он (затылком что ли увидел) резко сжался в комок и с завидной скоростью убрался с возможной траектории нанесения удара. Подрагивая и всхлипывая, он забился за торец лавки и, закрыв голову руками, ждал своей участи.