Лиза Смит - Начало

Я обмер. Я и забыл о бале. Он был главным событием года, и отец вместе с шерифом Форбсом и мэром Локвудом готовили его месяцами. Частично бал устраивался с целью благотворительности на военные нужды, частично для того чтобы люди имели возможность насладиться последним вздохом уходящего лета, а в основном — для того чтобы лидеры города могли потешить свое тщеславие. В любом случае, бал Основателей всегда был одной из моих любимых городских традиций. Сейчас же я ожидал его с ужасом.

Дамон, вероятно, почувствовал мое состояние, потому что принялся копаться в своем брезентовом рюкзаке, грязном и, кажется, испачканном в крови. Наконец, он извлек большой, бесформенный кожаный мяч, намного большего размера и более продолговатый, чем бейсбольный.

— Сыграем? — сказал он, перебрасывая мяч с одной ладони на другую.

— Что это? — спросил я.

Футбольный мяч. Мы с ребятами играем, когда выпадает свободная минутка между боями. Тебе это пойдет на пользу. Хоть не будешь таким бледным. Мы же не хотим, чтобы ты раскис, — он так похоже сымитировал голос отца, что я не мог не рассмеяться.

Дамон вышел на улицу; я последовал за ним, стягивая на ходу льняной пиджак. Солнечный свет вдруг стал теплее, трава — мягче, все вокруг показалось лучше, чем еще минуту назад.

— Лови! — крикнул Дамон, застав меня врасплох. Я успел поднять руки и поймать мяч на уровне груди.

— А мне можно поиграть? — вдруг спросил женский голос.

Катерина. Одетая в скромное летнее платье-рубашку сиреневого цвета, с волосами, забранными в пучок на затылке. Я заметил, как идеально подходит к ее темным глазам блестящее голубое ожерелье с камеей, покоящееся во впадинке на шее, и представил себе, как, охватив пальцами нежные ладони, целую ее белое горло.

Я заставил себя оторвать от нее взгляд.

— Катерина, это мой брат Дамон. Дамон, познакомься с Катериной Пирс. Она гостит у нас, — напряженно проговорил я, глядя то на него, то на нее и пытаясь оценить реакцию Дамона.

Глаза Катерины смеялись, как будто ее невероятно забавляла моя церемонность. Дамон реагировал так же.

— Дамон, должна вам сказать, что вы такой же душка, как ваш брат, — сказала Катерина с преувеличенным южным акцентом. Несмотря на то, что это была расхожая фраза, которую могла бы произнести любая местная девчонка в разговоре с мужчиной, в устах Катерины она прозвучала слегка издевательски.

— Это мы еще посмотрим. — Дамон улыбнулся. — Ну как, братишка, позволим девушке сыграть?

— Я не знаю. А какие правила? — спросил я, вдруг почувствовав себя неуверенно.

— Да кому они нужны, эти правила? — сказала Катерина, широко улыбнувшись и мимоходом обнажив свои крепкие, идеально белые зубы. — Думаю, я все равно играю жестче.

В один прыжок она выхватила у меня мяч. Как и накануне, ее руки были холодны как лед, несмотря на жару. От ее прикосновения я ощутил во всем теле небывалый прилив энергии.

— Проигравший чистит моих лошадей! — прокричала она, и ветер разметал ее волосы.

Дамон посмотрел, как она бежит, затем сказал мне:

— Вот девушка, которая хочет, чтобы ее догоняли.

С этими словами Дамон оттолкнулся от земли и побежал. Его мощное тело неслось вниз по склону прямо к пруду.

Через секунду я тоже побежал, чувствуя, как свистит в ушах ветер. «Я догоню вас!» — вопил я. Я выкрикивал эту фразу много раз, когда мне было восемь, и я играл с девочками своего возраста, но сейчас я чувствовал, что ставки в этой игре высоки, как никогда прежде в моей жизни.

На следующее утро, едва проснувшись, я услышал от слуг Розалин ошеломляющую новость: на ее драгоценную собачку Пенни напали. Миссис Картрайт срочно вызвала меня к своей дочери, которую никак не могли успокоить. Я попытался утешить ее, но рыдания Розалин не утихали.

Все это время миссис Картрайт бросала на меня неодобрительные взгляды, как будто я должен был лучше стараться, успокаивая Розалин.

— У тебя же есть я, — хрипло повторял я одно и то же, только чтобы ее утешить. В ответ на мои слова Розалин обнимала меня, так горько плача на моем плече, что ее слезы оставляли на жилете влажную отметину. Я старался искренне сочувствовать ей, но меня раздражали эти капризы. К тому же я не вел себя подобным образом даже тогда, когда умерла моя мама. Отец не позволил.

Ты должен быть сильным, бойцом, говорил он на похоронах. И я был. Я не заплакал, когда через неделю после маминой смерти наша няня Корделия по рассеянности стала напевать французскую колыбельную, которую часто пела мама. И когда отец снял мамин портрет, всегда висевший в гостиной. И даже когда пришлось умертвить Артемис, любимую мамину лошадь.

— Ты видел собаку? — спросил Дамон вечером, когда мы шли в город, чтобы выпить в таверне. Сейчас, когда до званого обеда, где я должен был публично попросить руки Розалин, оставались считаные дни, мы собирались отметить мой предстоящий брак стаканчиком виски. По крайней мере так это назвал Дамон; при этом он тянул гласные, копируя протяжное произношение равнинных жителей Чарльстона, и смешно шевелил бровями. Я заставил себя улыбнуться, показывая, что оценил шутку, но, начав говорить, понял, что не могу скрыть своего смятения по поводу женитьбы на Розалин. Нет, она не была совсем уж плохой, просто… просто она не была Катериной.

Я снова подумал о Пенни.

— Да. У нее разорвано горло, но, кем бы ни был этот зверь, он не добрался до ее внутренностей. Странно, правда? — рассказывал я, торопясь, чтобы поспеть за братом. Армия сделала его сильнее и быстрее.

— Странные времена, братишка, — сказал Дамон. — А может, это янки? — поддразнил он, ухмыляясь.

Проходя по брусчатым улицам, я заметил объявления, прикрепленные к большинству дверей: награда в сто долларов тому, кто поймает убийцу домашних животных. Я смотрел на них и думал: вот бы мне изловить этого зверя, получить вознаграждение и купить билет на поезд до Бостона, или до Нью-Йорка, или до любого другого города, где меня не найдут, и где никто никогда не слышал о Розалин Картрайт. Я улыбнулся про себя; так мог бы поступить Дамон — вот уж кто никогда не заботился о последствиях и о чувствах других людей. Я уже собрался было показать ему объявление и спросить, как бы он распорядился сотней долларов, и тут увидел, что кто-то отчаянно машет нам от аптеки.

— Так вы и есть братья Сальваторе? — спросил голос откуда-то сверху. Я прищурился в сумерках и увидел Перл, аптекаршу, стоящую возле своего заведения вместе с дочерью Анной. Как и многие горожане, Перл и Анна были жертвами войны. Муж Перл погиб прошлой весной при осаде Виксбурга. После этого она нашла дом в Мистик-Фоллз и открыла аптеку, где постоянно толпился народ. По крайней мере Джонатан Гилберт находился там почти всегда; проходя мимо, я слышал, как он, жалуясь на недуги, покупал то или иное лекарство. По городу ходили слухи, что он неравнодушен к хозяйке.