Екатерина Неволина - Дыхание смерти

Он и сам изменился. Теперь вместо Господа он служил Науке, выступал на научных симпозиумах, поражая коллег-врачей глубокими знаниями во всех отраслях медицины, и недавно даже защитил научную работу «Редкие заболевания крови». Как-никак, нужно тратить на что-то свою персональную вечность.

И теперь девчонка явилась снова. Скорее всего, виноваты в этом были старые подлые камни. А возможно, круг перерождений… Чем дольше аббат жил, тем больше странного видел. Неважно, как, но она появилась, важно, что она снова стала угрозой устоявшейся комфортной системе его жизни. Ну уж нет. На этот раз не выйдет!

Доктор Мельников тщательно вымыл руки под струей воды, вытер их полотенцем и натянул резиновые перчатки. Девочка должна умереть, и она умрет.

– Ну как наша больная? – бодро спросил он, входя в палату.

Девочка вздрогнула. Ее зрачки расширились, закрывая почти всю радужку. Узнала.

Последние сомнения рассеялись.

Рядом с ней была еще нестарая женщина с застывшим равнодушным лицом, скользнувшая по нему безразличным взглядом.

Он легко читал ее мысли. Да что там, мыслей почти не было – только злость на кого-то и безграничная пустота. Этой женщине уже наплевать и на свою жизнь, и на жизнь дочери. Внушение ляжет на благоприятную почву, и о девчонке вообще забудут.

– Пройдемте. – Вампир подхватил ее под руку и повел в сторону двери. – Больной нужен покой. Я опасаюсь, что улучшение может быть лишь временным, подобное иногда случается в таком состоянии. Отправляйтесь-ка домой, отдохните. Вам тоже необходим отдых! Это я вам как врач говорю!

– Да, доктор!

Девочка на кровати старалась пошевелиться, но изломанное аварией тело не слушалось. Ни единого звука не вылетало из запекшихся губ.

«Я так устала. Хочу домой», – подумала Маша.

Дом отчего-то явился ей ароматом поздних осенних яблок, который она почувствовала вдруг, лежа в палате. Сердце опять болезненно защемило.

– Ну вот мы наконец и остались вдвоем, – усмехнулся вампир, когда дверь за матерью захлопнулась.

Он шагнул к ней, искривив тонкие губы в злой усмешке. Маша почувствовала, как боль выплескивается из тела, заполняя всю комнату кроваво-алым.

«Вот и все… Домой», – подумала девушка, чувствуя, как жжет кожу на груди, совсем рядом с сердцем.

– Мария! Ну слава Господу, ты очнулась!

Девушка осторожно открыла глаза.

Над головой, вместо больничного потолка, синело безбрежное небо, оттененное золотом осенней листвы.

Девушка лежала на земле, на расстеленном плаще, а над ней склонялось знакомое лицо с волосами, прикрытыми платком, затканным черными продолговатыми жемчужинками, называемыми «вдовьи слезы».

– Леди Роанна?!. – прошептала Маша, не веря собственным глазам. – Но откуда…

– Ох и напугала ты нас! – покачала головой тетушка. – Когда Эльвин… сэр Эльвин сообщил, что ты упала без чувств, я сразу кинулась к тебе. – Надо было бы отворить тебе кровь, но… – Она запнулась. – Да, конечно, лучше обойтись без этого, тем более что ты и так пришла в себя.

– Но почему я здесь? – Маша нахмурилась. – А как же больница, и мама, и аббат… вернее, доктор.

– Бедная девочка! – Леди Роанна закрыла пухлыми руками лицо и горестно покачала головой. – Ну вот опять! Точь-в-точь как в прошлый раз! Неужели ты снова никого не помнишь: ни меня, ни твоего бедного отца?!

Маша попыталась приподняться на локте и почувствовала, что пока еще слишком слаба для этого.

Неужели все то, что случилось в больнице, было только сном?

– А где Эльвин? – спросила она тихо.

– Я здесь.

Он наклонился над ней, взял в свою руку ее холодные пальцы, и Маша слабо улыбнулась. Его рука была живой, теплой, настоящей.

Что же происходит? Неужели ее так и будет бросать между веками, словно мячик – туда-сюда?

И тут Маша вдруг поняла, что хочет остаться именно здесь. В этом мире и в этом замке, с этими людьми – порою странными, но все-таки отчего-то непреодолимо родными для нее. А вдруг именно здесь был ее дом, именно здесь ее настоящее место?

– Не уходи, – попросила она Эльвина и закрыла глаза. Усталость навалилась на нее тяжелой гранитной плитой.

– Я теперь никуда от тебя не уйду. Даю слово рыцаря, – ответил он.

И тут… тишину сада прорвали странные звуки. До того необычные, что девушка, несмотря на то что веки, казалось, налились свинцом, снова открыла глаза.

Леди Роанна стояла подле нее на коленях и горько рыдала.

– Что с вами? – удивленно спросил ее Эльвин, так и не выпустивший из своей руки Машины пальцы.

– Я была ужасной тетушкой! – сквозь всхлипы проговорила вдова. – Я думала только о себе и поддалась проискам этого… этого… Ах, Мария, простишь ли ты меня там, на небе?!

Эльвин резко поднялся.

– Почему на небе? – спросил он, делая к леди Роанне шаг.

– Ну как же… Бедное дитя умирает! Совсем молодой, как и ее мать! Неужели я извечно должна нести бремя печали и слез! За что Господь так суров ко мне?! – и тетушка вновь разрыдалась.

– Глупости, конечно, она не умирает. С ней все в порядке, сейчас я отнесу Марию в ее комнату, она отдохнет и придет в себя.

– Но… – Тетушка подняла залитое слезами лицо. Она и вправду искренне и горько переживала возможную утрату.

– Леди Роанна, я повидал немало умирающих и могу заверить вас, что с Марией все в порядке.

Эльвин нагнулся и бережно поднял Машу на руки.

– Погоди! Я позову кого-нибудь из слуг! – очнулась тетушка.

– Нет, я сам.

Маша прижималась к его груди, чувствуя учащенное биение его сердца, и ей вдруг стало сладко и легко. Теперь она ощущала, что находится дома.

А на ее груди, под платьем, в одном ритме с ее сердцем пульсировал маленький серый камень.

Замок признал свою хозяйку.

«Клятва верности» – шотландская народная баллада в переводе С.Я. Маршака.

Короткий меч.

Накидка с гербовыми знаками отличия, надеваемая на кольчугу и скрепляемая поясом.

В легендах о временах славного короля Артура щука выступает символом удачи и зачастую является даром, преподносимым победителю на турнире.