Лорел Гамильтон - Дуновение холода

— Мрак, почему король Таранис хотел вас убить?

Рука Риса напряглась у меня на плече. Мы думали — я-то точно, — что проговорился кто-то из случайных свидетелей, но по этому вопросу ясно стало, что информатор был неплохо осведомлен. Нападение видели только юристы и охранники — и тем, и другим принято доверять, полагаться на их умение хранить секреты. Кто-то из них предал наше доверие.

Наконец мы забрались в лимузин. Эйб уже лежал на животе на большом диване. Дойл сидел на боковом сиденье, неестественно выпрямившись. Я хотела сесть с ним рядом, но он отправил меня к Эйбу.

— Пусть он положит голову тебе на колени, принцесса.

Я нахмурилась, не понимая, почему он меня отсылает к Эйбу. Наверное, вопрос у меня на лице был написан, потому что Дойл сказал:

— Прошу тебя, принцесса.

Дойлу я верю. Он без причины ничего не делает. Так что я села на край дивана и положила голову Эйба себе на колени. Он улегся щекой на мое бедро, и я погладила тяжелую роскошь его волос. Никогда еще я не видела их заплетенными в косу — похоже на длинную полосатую карамельку с готским таким оттенком, черно-серо-белую. Наверное, медики просто хотели убрать волосы от ран на спине.

Холод сел напротив Дойла. Гален хотел сесть рядом, но Дойл сказал:

— Сядь в джип. А Рис во второй. Там слишком много стражей, которые знают только страну фейри. Будь их глазами и ушами в современном мире, Гален.

Рис хлопнул его по спине:

— Пошли.

Гален огорченно на меня глянул, но подчинился.

Холод сказал:

— А сюда пришлите Айслинга.

— И Усну, — добавил Дойл.

Холод кивнул, соглашаясь. А мне непонятно было, почему именно этих двоих. Но у меня за плечами не было векового опыта боев, шок и растерянность окутали меня будто туманом.

Дверь захлопнулась. До того, как Рис с Галеном пришлют себе замену, оставалась пара минут, и я спросила:

— А почему их?

— Айслинга изгнали из Благого двора, потому что их ситхен, их холм, королем на новой земле выбрал именно его, а не Тараниса, — ответил Дойл. Голос у него казался совсем обычным, никакого намека на испытываемую боль. Только подвешенная на повязке рука и перевязанное лицо выдавали то, что скрывал голос.

— Значит, ему нужно сказать, что Хью пытается отнять его королевство?

— Нет, — возразил Эйб, не поднимая головы с моих копен. — Это уже не его королевство.

— Но ведь ситхен выбрал его правителем?

— Да, — сказал Эйб, — как выбирал когда-то королей Ирландии камень Лиа-Файл. Но ситхен переменчив, а с той поры, как он выбрал Айслинга, прошло больше двух сотен лет. Айслинг теперь не тот, каким он ушел в ссылку — его изменило время. Холм Благих может теперь его не признать.

У Эйба прерывался голос — ему трудно было говорить.

Я погладила его по щеке, и он улыбнулся этой нехитрой ласке.

— Мать Усны по-прежнему в фаворе при Благом дворе, — сказал Холод, — и с сыном она постоянно общается.

— Значит, Усна может знать о заговоре против Тараниса, если такой существует, и о планах Хью, — заключила я.

Холод кивнул. Дойл сказал:

— Да.

Я посмотрела им в лица — одинаково отстраненные и холодные, очень похожие на те, что были у них, когда они только пришли ко мне на службу. Что с ними такое? Я из королевской семьи, я не должна проявлять слабость, но я люблю их обоих, а свидетелей здесь один только Эйб, так что могу себе позволить спросить прямо.

— Почему вы оба так закрылись?

Они переглянулись, и взгляд их мне не понравился — даже при всех бинтах на Дойле. Ничего хорошего он не обещал.

Дуновение холода

— Ты не беременна, Мередит, — тщательно контролируемым голосом сказал Дойл. — А по твоим поступкам становится видно, что ты выбрала нас. Но если ты не носишь ребенка, то мы не можем стать твоими избранниками. Ты должна искать других мужчин, более одаренных судьбой.

— Ты от боли с ума сходишь и несешь чушь, — сказала я

Дойл попытался повернуть ко мне голову, но это было больно, и он повернулся всем телом.

— Не схожу. Совсем напротив, пытаюсь мыслить разумно. Тебе нельзя отдавать сердце тем, кого не выбрало твое тело.

Я покачала головой.

— Не решай за меня, Дойл. Я не ребенок, и я сама выбираю, с кем мне спать.

— Мы боимся, — с грустью сказал Холод, — что твои чувства к нам затруднят близость с тобой для других.

— Я сплю с другими. Притом, что мы вернулись всего несколько недель назад, мне кажется, я уделяю им достаточно внимания.

Холод слабо улыбнулся:

— Не все мужчины жаждут только секса, даже после тысячи лет воздержания.

— Я знаю, — сказала я. — Но сердец на всех у меня не хватит.

— В том-то и беда, — заметил Дойл. — Холод рассказал мне, что было с тобой, когда меня ранили. Нельзя тебе выбирать любимцев, Мередит, рано пока. — По лицу Дойла пробежала тень страдания, но вряд ли физического. — Ты знаешь, что я к тебе чувствую то же самое, но тебе необходимо забеременеть, Мередит. Или ребенок, или не будет ни трона, ни короны.

Эйб положил руку мне на бедро, рядом со своей щекой.

— Хью не ставил для Мерри таких условий. Просто предложил ей править Благим двором.

Я попыталась припомнить точные слова сэра Хью.

— Эйб прав, — сказала я.

— Может быть, для них магия имеет большую ценность, чем дети, — предположил Холод.

— Может быть, — согласился Дойл. — А может, у Хью свои расчеты.

Открылась дверца лимузина, и мы вздрогнули, даже Дойл и Эйб. Эйб застонал, Дойл промолчал, только лицо на миг исказила боль. Когда Усна с Айслингом пробрались в машину, лицо Дойла вернулось к прежнему стоическому выражению.

Двое стражей уселись — Усна рядом с Холодом, Айслинг с Дойлом. Дойл попросил:

— Скажите, что можно ехать.

Холод нажал кнопку интеркома:

— Едем домой, Фред.

Фред возил Мэви Рид добрых тридцать лет. Он поседел и постарел, а она оставалась юна и прекрасна. Фред спросил:

— Поедем колонной, или мне оторваться от репортеров?

Холод посмотрел на Дойла. Дойл посмотрел на меня. У меня опыта в общении с прессой было побольше, чем у любого из них. Я нажала у себя над головой кнопку интеркома, хоть дотянулась с трудом.

— Незачем, Фред. Все равно они нас достанут. Лучше доберемся до дома всей компанией.

— Непременно, принцесса.

— Спасибо, Фред.

За прошедшие десятилетия Фред привык иметь дело с аристократией» Голливуда. Настоящие аристократы его не впечатляли. И вообще, если возишь повсюду золотую богиню Голливуда, много ли значит какая-то принцесса?

Высокий и мускулистый Усна свободно раскинулся на сидении, словно на автомобильной прогулке. Из-под длинных волос, рыже-бело-черной роскошью рассыпавшихся по плечам, выглядывала рукоять меча. Волосы у него были не полосатые, как у Эйба, а пятнистые. Глаза большие, блестящие и такие чисто серые, как ни у кого из моих стражей. Но смотрели эти сияющие глаза сквозь завесу волос.