Йон Линдквист - Человеческая гавань

— Мы можем прекратить это прямо сейчас? — спросил он. — Отпустите Элин.

Хенрик посмотрел на него удивленно:

— Нет, нельзя, ты что? Мы должны утопить ее.

Элин снова начала кричать, когда Хенрик и Бьерн вместе потащили ее к воде.

Андерс бросился за ними.

— Отпустите ее! — закричал он.

Хенрик повернулся и замахнулся ножом. Андерс отпрянул.

— Стой, где стоишь, — приказал Хенрик.

Андерс остановился, не двигаясь. Машинально он сунул руку в карман.

Подождите…

Точно. В кармане у него оказались сигареты и спички. Он бросился к мопеду и закричал:

— Эй! Отпустите ее, иначе…

И он поднес спичку к крышке бензобака.

Они остановились. Андерс постучал по баку и заметил, что тот наполовину полон. Что делать дальше? У него не было никакого плана. Стоять и жечь спички?

Кроме того…

Кроме того, он никак не мог вспомнить, где он слышал, что для огня нужен воздух… Нужен кислород. Иначе ничего не загорится.

Воздух…

Что ему делать? Отвинтить крышку?

Элин кричала внизу на пляже.

Андерс ухватился за мопед и толкнул его. Мопед перевернулся, из бензобака полился бензин. Андерс бросил спичку.

Огонь заполыхал. Андерс крикнул:

— Эй!

Бьерн и Хенрик бросили Элин и побежали к мопеду.

Андерс сделал для Элин все, что мог. Он дал ей шанс спастись. И теперь сам бросился к своему велосипеду и, вскочив на сиденье, начал бешено крутить педали. Он летел в сторону леса и даже не оборачивался, чтобы посмотреть, не гонятся ли они за ним.

Ноги Андерса цеплялись за педали, темнота сгустилась, и он в любой момент мог свернуть с дороги и свалиться в канаву. Но этого не случилось, и он проехал через весь лес, ни разу не упав.

На последнем отрезке дороги он ориентировался на слабые огни деревни. Наконец, сбавив скорость, он обернулся и посмотрел на тропинку. Кажется, его никто не преследовал.

Он повел велосипед по деревне, чувствуя себя куда лучше при слабом уличном освещении. Только сейчас он понял, как сильно его трясет. Он еле передвигал ногами. Добравшись до развилки, он увидел, что окна Анны — Греты по — прежнему освещены.

С трудом добравшись до ее дома и бросив велосипед, Андерс нажал ручку входной двери. Ручка поддалась только с третьей попытки, и он с силой дернул дверь на себя.

Симон и Анна — Грета сидели за кухонным столом, склонившись над фотографиями. Симон поднял голову. Когда он увидел Андерса, его лицо выразило неподдельный ужас.

— Андерс, что случилось? Где ты был? Что с тобой случилось, мальчик мой?

Андерс прислонился к кухонной плите и махнул в сторону Каттюддена, но ничего не смог сказать. Симон и Анна — Грета встали и подошли к нему, а он сполз на пол, прямо на лоскутный коврик. Несколько раз вздохнув, он пробормотал:

— Мне надо… немного отдохнуть.

Анна — Грета принесла подушку и положила ее ему под голову. Слабость почти прошла, и он мог бы встать, но решил не двигаться. Ему была приятна забота стариков.

Они сняли с него запачканные кровью джинсы и промыли рану на ноге. Симон дал ему воды запить таблетку. Андерс пересел на стул и попытался собраться с мыслями. Его взгляд упал на фотографии.

Это были очень старые фотографии: дома, фермы, люди, занятые своим ежедневным трудом. Многие из карточек пожелтели от времени, а лица людей были суровы, как бывает только на старых фотографиях.

Прямо перед ним лежал портрет, при взгляде на который он сразу все понял. Снимок был сделан на улице. Странные желтые пятна украшали его, — казалось, на него кто — то пролил крепкий чай. На фотоснимке была изображена женщина лет шестидесяти, которая сердито смотрела в камеру.

— Да, — сказал Симон, — я думаю, ты ее узнал?

— Нет. Кто это? — спросил Андерс взволнованно.

Тут он увидел другой снимок — той же самой женщины, но на этот раз она была снята с некоторого расстояния. Она стояла около маленького домика на мысу.

Анна — Грета остановилась за его спиной:

— Ее звали Эльза Персон, и отец Хольгера был ее двоюродным братом. Она жила в этом доме, пока отец Хольгера все не продал. Тогда она уехала отсюда, а домик стали сдавать на лето.

— Фотографировал твой прадед, — сказал Симон, — Торгни. Он сфотографировал все дома на острове, как считает Анна — Грета. Я иногда сижу и смотрю эти старые снимки.

Тупой подбородок, приплюснутый нос, глубоко посаженные глаза, тонкие губы. Женщина на фотографии была точно такой же, какой сейчас стала Элин. Или, скорее, Элин была сейчас такой, какой была тогда эта женщина. Ее лицо еще не окончательно сформировалось, но теперь Андерс явственно увидел тот прототип, к которому она стремилась, делая все эти немыслимые пластические операции.

Так вот на кого хотела стать похожей Элин.

Андерс показал на дом, около которого стояла женщина:

— Это именно тот дом, который принадлежит Элин? Вернее, принадлежал ей до вчерашнего вечера?

Симон кивнул. Андерс сидел с раскрытым ртом. Затем он сказал:

— Что с ней случилось? Она утонула?

Анна — Грета взяла фотографию:

— Это, конечно, произошло давно, но… Торгни говорил, что она хотела утопиться, если они продадут дом, а потом она просто исчезла. Никто больше ничего о ней не слышал.

Эта история стала последней каплей. Сбивчивая речь сама полилась из его рта, и он начал рассказывать о самых своих первых впечатлениях, когда он сюда вернулся, о том, как ему казалось, что Майя в доме, о странной надписи на кухонном столе. О том, как в дверь кто — то стучал по ночам, и о том, как он сегодня встретился с Хенриком и Бьерном.

Симон и Анна — Грета слушали внимательно, не перебивая. Когда Андерс закончил, Анна — Грета забралась на стул и достала с кухонного шкафчика бутылку.

В бутылке плавали какие — то веточки и листья. Анна — Грета взяла стакан и нацедила в него мутную жидкость.

— Что это? — спросил Андерс.

— Полынь, — ответила Анна — Грета, — говорят, что эта настойка помогает спастись.

— От чего спастись?

— От тех, кто приходит из моря.

Андерс понюхал содержимое стакана. Запах был странный.

— Разве полынь не ядовитая?

— Ядовитая, — сказала Анна — Грета, — но все лекарства ядовиты, если употреблять их без меры, и полезны в малых дозах.

Он понимал, что вряд ли бабушка захочет его отравить, но запах его все — таки смущал.

Полынь…

В его голове пронесся целый ряд ассоциаций, пока он подносил стакан к губам.

Заросли полыни около пляжа… бутылка в сарае… полынь… она отравляет воду… она — враг воды.

Вкус был ужасный, от горечи у Андерса свело язык. По жилам потекло тепло. Заплетающимся языком он сказал:

— Может, мне еще чуточку выпить?

Анна — Грета закрутила пробку и поставила бутылку обратно на шкаф. Андерс поднялся: