Татьяна Корсакова - Пепел феникса

Анна колебалась лишь мгновение. На дворе было совсем не по-весеннему холодно и промозгло, даже руки озябли без перчаток.

– Димочки все равно еще нет, – продолжала уговаривать Ираида Павловна. – У него сегодня занятия по математике, звонил, что придет минут через пятнадцать. Так что мы с вами как раз успеем выпить по чашечке чаю. Вы же мне о себе еще совсем ничего не рассказали, Аннушка. – Женщина посмотрела на Анну поверх очков, во взгляде ее читалось вежливое любопытство. – Вы ведь недавно репетиторствовать начали?

– Недавно, – отрицать очевидное не было смысла. – До этого преподавала в школе, но обстоятельства…

– Обстоятельства. – Ираида Павловна кивнула, легонько тронула Анну за руку. – У всех у нас обстоятельства, Аннушка. Вам ведь о нашем Димочке еще не рассказывали толком ничего?

Еще как рассказывали! Недоросль, недоучка и сын богатых родителей – случай хоть и сложный, но очень хорошо оплачиваемый.

– Или рассказывали? – В голосе Ираиды Павловны прозвучала тревога.

– Кое-что. – Анна предпочла уйти от прямого ответа.

– А вы не верьте! Димочка – хороший мальчик, хороший и светлый. А странности… так у кого из нас в молодости не было странностей?

У Анны не было, но разубеждать Ираиду Павловну она не стала, послушно переобулась в предложенные нелепые розовые тапки, позволила увлечь себя в кухню.

– Вы уж извините, что я так по-свойски, не в гостиной, а тут. – Ираида Павловна накрывала на стол, на Анну старалась не смотреть. – Не люблю, когда официоз, да и уютнее тут.

На кухне, просторной, если не сказать огромной, и в самом деле было очень уютно, вкусно пахло специями и выпечкой. Анна сжала в ладонях толстостенную глиняную чашку, сделала осторожный глоток. Чай был щедро приправлен мятой и еще какими-то травками. Вкус у него оказался терпкий и тягучий, идеально подходящий к нежнейшим эклерам.

Она выпила полную чашку чая и, поддавшись уговорам гостеприимной хозяйки, съела целых три эклера, когда из прихожей послышался звук открывающейся двери.

– Димочка! – Ираида Павловна встрепенулась, торопливо встала из-за стола. – Сейчас, Аннушка, я вас познакомлю.

– С кем это ты собираешься меня знакомить, баба Ира? – На пороге кухни появился… надо думать, тот самый недоросль. Выглядел он так необычно, что Анне сразу стало понятно, почему Ираида Павловна пыталась убедить ее, что Димочка – добрый и светлый мальчик.

В недоросле Димочке доброты и света не чувствовалось ни на грамм, да и мальчиком его можно было назвать с большой натяжкой. Перед Анной стоял высокий, болезненно худой парень, с головы до ног одетый во все черное. Черный кожаный плащ, черные джинсы, черная водолазка, ботинки с высокой шнуровкой, массивные цепи на шее, кожаные браслеты на тонких запястьях, железный перстень в виде черепа, пирсинг на нижней губе. И даже его длинные волосы были иссиня-черными, наверняка крашенными.

Светлый мальчик Димочка смотрел на Анну сверху вниз, и на его выразительном и картинно красивом лице читалась такая очевидная скука, что Анне вдруг стало обидно. Она взрослая и умная. Она учительница, в конце концов! А он стоит тут и пялится. Недоросль!

– Димочка, – Ираида Павловна, которую грубое и пошлое «баба Ира» должно было оскорбить, но, кажется, совсем не оскорбило, с нежностью поцеловала недоросля в бледную щеку. – Димочка, а это Анна Владимировна, твой репетитор по биологии. Тебе же нужно готовиться к институту, – добавила она заискивающе.

– Ясно, баба Ира. – Недоросль стащил плащ, швырнул его на пустующий стул, сам уселся напротив Анны, закинув ногу на ногу. На подошвы его ботинок налипли жирные комья грязи, а от порога до стола шла черная цепочка следов. – Что-то я не пойму, у маман закончились деньги? С чего бы это ей нанимать для меня такую… – он помолчал, подбирая правильное слово.

– Молодую? – закончила за него Анна.

– Я бы выразился более категорично. – Недоросль растянул губы в саркастической улыбке, обнажая белоснежные зубы. Теперь, когда он сидел всего в полуметре от Анны, стало очевидно, что глаза у него подведены, а кожа отнюдь не природного оттенка. Пудра и подводка… какой ужас. – Но, если вам будет так угодно… – Он отвернулся, потеряв к Анне всякий интерес, попросил Ираиду Павловну: – Баба Ира, ты бы мне тоже чаю налила, а то на улице настоящая буря. Да и на кладбище холодина, замерз, как собака.

На кладбище? Вот оно что – ей достался в ученики не просто недоросль, а недоросль с готическим уклоном. Какая прелесть!

– Димочка, так ведь Анна Владимировна…

– Не Димочка, а Демос, – недоросль в раздражении дернул плечом, – баба Ира, ну сколько можно повторять?!

– Хорошо, Димочка. – Ираида Павловна покладисто кивнула. – Только, может, вы с Анной Владимировной сначала позанимаетесь? Время-то уже позднее.

– Анна Владимировна подождет. – Парень нагло ухмыльнулся и сцапал с подноса эклер. – Вы ведь подождете? – спросил с набитым ртом.

– Нет. – Анна тряхнула головой. – Занятия назначены на половину девятого, так что будьте любезны, – она бросила взгляд на часы и добавила не без злого умысла: – Дмитрий.

– Демос! – парень перестал улыбаться и побледнел очень даже натурально. – Меня зовут Демос!

– Да хоть Фобос. – Анна решительно встала из-за стола. – Моя задача – подготовить вас к поступлению в институт, а называть себя вы можете каким угодно именем. Ираида Павловна, не покажете, где нам лучше расположиться?

– Ты дура, да? – вдруг спросил недоросль. – Тебе ж бабки по-любому заплатят, так чего ты рыпаешься? Сиди, жри эклеры!

Анна была воспитанной девушкой, Любаша считала, что даже слишком хорошо воспитанной, но выпадали моменты, когда воспитание уходило на задний план, а на сцену, точно чертик из табакерки, выскакивала жгучая, необузданная ярость. И тогда воспитанная девочка Анна Алюшина переставала существовать, уступая место какой-то другой, совершенно незнакомой ей сущности. Случалось такое очень редко, но уж если случалось…

…Рука сама, помимо воли, потянулась к цепям на шее Димочки-Демоса, запуталась в холодных звеньях, с силой дернула вниз, вышибая из кадыкастого горла не то крик, не то шипение. Подведенные светло-голубые глаза теперь были совсем рядом, и в глазах этих читалось изумление пополам с чем-то непередаваемым.

– Жрать и рыпаться – это не те слова, которыми стоит изъясняться в присутствии женщин. – Собственный голос казался глухим и незнакомым, а кожа на ладони саднила от впившихся в нее цепей. – Вы меня понимаете, Дмитрий?

Вместо того чтобы ответить, парень дернулся с такой силой, что одна из цепей порвалась, оставляя на ладони Анны кровавую дорожку. Девушка разжала кулак, сложила руки на столе. Возбуждение, а вместе с ним и неконтролируемая ярость исчезли, голова сделалась пустой и звонкой. Первый трудовой день грозил оказаться последним.