Питер Хэйнинг - Комната с призраком

Сэр Джошуа внимательно слушал проповедь. Он выглядел разочарованным, но ему не хотелось обсуждать причину этого с Марлоу. Не было сомнения в том, что фаталистическая позиция Ласселласа, хотя и выводила из себя доктора, находила живой отклик у паствы. Они, как дети, внимали словам этого человека, говорившего так, как будто он знал пути Господни. Ласселлас еще никогда не пробуждал в своих прихожанах такой набожности. Они, может, и не разделяли полностью его смирения, но оно помогало им терпимее относиться к их уделу.

В воскресенье вечером, как и предсказывал доктор Джошуа, обнаружился еще один случай заболевания. На сей раз это была миссис Бодилли, жена бакалейщика. Марлоу явился немедленно; придя, застал сэра Джошуа уже сидевшим у постели больной.

Она была откровенно испугана. Этим ее случай отличался от предыдущих, когда больные мало беспокоились о себе. Миссис Бодилли утром была на мессе. Потом пришла домой и приготовила обед. Около пяти часов почувствовала себя как-то странно, но после чая это ощущение прошло. Потом, собираясь на вечернюю службу, она неожиданно упала, и муж с сыновьями отнесли ее наверх в комнату.

В отличие от других женщин в деревне ее не конфирмовали, и она редко ходила в церковь. Набожность, появившаяся в ней во время «чумы», была вызвана страхом. Она верила, что это действительно наказание свыше, и хотела спастись.

Болезнь вызвала в ней противоречивые чувства: с одной стороны, раздражение и досаду тем, что она недостаточно потрудилась, чтобы избегнуть такой участи, с другой — она очень боялась смерти как наказания. Безутешная, выслушала она слова ободрения.

В течении болезни не было никаких новых симптомов. На самом деле не было вообще никаких симптомов, кроме крайней слабости и необычно замедленного, неровного пульса. После пятиминутного осмотра сэр Джошуа признался Марлоу, что не смог обнаружить ничего из того, что предполагал.

— Откровенно говоря, я считал, что это яд, да и сейчас так думаю. Полагаю, все они были отравлены дьявольски искусным способом одним и тем же фанатиком. Но я не могу найти следов. Если она умрет, я хотел бы произвести вскрытие, но сомневаюсь, что оно что-нибудь даст. А если все-таки будут результаты, то позвольте мне поступать так, как я сочту нужным, разумеется, если вы хотите, чтобы я помогал вам.

— Конечно, но ваши слова больше похожи на слова детектива, а не врача.

— Мне хотелось бы думать иначе, но боюсь, что это действительно криминальная история.

Они не успели уйти, как вошел Ласселлас. Его вызвал мистер Бодилли, и викарий пришел для совершения последнего обряда над умирающей. Когда на лестнице показался мальчик со свечой в руках, сэр Джошуа прошептал Марлоу:

— Ваш викарий, кажется, и не сомневается в ее смерти.

На что тот только пожал плечами.

— У нас еще не было ни одного выздоровевшего.

Вскрытие не дало никаких результатов. В тот вечер Марлоу ужинал вместе с сэром Джошуа в деревенском трактире. После ужина доктор поделился с коллегой своими подозрениями. Марлоу слушал сначала с недоверчивым раздражением, сменившимся откровенным страхом.

— Этого не может быть! Человек живет ради своей паствы. Зачем ему убивать их?

— Я уверен в этом. Если мои выводы верны, то сделал это именно он.

— Но мы не нашли никаких следов известных нам ядов, да что там, вообще ничего.

— Ну и пусть. У меня большой опыт, Марлоу, и я уверен, что именно ваш викарий убивал своих прихожан. Сегодня вечером я собираюсь поговорить с ним. Нам по пути, если хотите, пойдемте со мной.

Ласселлас выглядел немного уставшим, когда сэр Джошуа замолчал.

— Это все?

Тут вмешался Марлоу:

— Послушайте, старина, не обижайтесь на сэра Джошуа. Я пришел вместе с ним, только чтобы не оставлять вас одного перед таким нелепым обвинением. Вам остается лишь сказать, что это чушь, и мы уйдем.

Ласселлас с благодарностью взглянул на него.

— Спасибо, Марлоу. Но сэр Джошуа прав, рассказав мне о своих подозрениях. Вы закончили?

— Да. Я хочу услышать ваши объяснения, если они у вас есть, или признание и обещание прекратить эту эпидемию.

— Странные слова из уст человека, не имеющего доказательств.

— Да, — внезапно воскликнул Марлоу, — да, ведь у вас…

— Пожалуйста, помолчите, Марлоу. Ведь вы не успокоитесь на предъявлении обвинения, сэр Джошуа? Вам нужны мои объяснения?

— Да, я требую их.

— Знаете ли, сэр, вы, великие врачи, имеете один недостаток. Вы можете говорить со мной как с пациентом — душевнобольным или страдающим нервным расстройством. Вы думаете, что ваш строгий тон, можно даже сказать, неучтивая манера разговаривать должны как-то повлиять на меня. Поверьте, я все это вижу.

Сэр Джошуа покраснел. Слова Ласселласа слишком явно описали его метод. Ему стало неприятно, что человек, которого он считал полусумасшедшим, видит его насквозь.

— Прошу простить мня. Вы частично правы. У людей любой профессии есть свои… приемы.

— Благодарю вас.

Ласселлас встал спиной к камину, глядя сверху вниз на своих гостей. Он изменился за последний месяц: выглядел здоровым и крепким. Говорить стал гораздо медленнее.

— Вы обвинили меня в убийстве и просите признать себя виновным. Что ж, я ждал вашего прихода. Кстати, я долго изучал ваш трактат по древней токсикологии. Позвольте выразить вам мое восхищение. Очень рад, что вы пришли сегодня. Мой ответ готов. Я ни в чем не признаюсь и ничего не могу обещать.

Сэр Джошуа удивленно смотрел на священника. На мгновение его обвинения показались нелепыми ему самому. Но потом вернулась прежняя уверенность.

— Отец Ласселлас, ваш ответ не устраивает меня. Я должен буду продолжить расследование.

— Это ни к чему не приведет. Если уж вы не смогли найти доказательств, то никто другой и подавно не сможет. Вы говорите, что мои бедные прихожане были убиты, хорошо, найдите яд. Но вам это не под силу. Глупо пытаться запугать меня. Однако я скажу вам то, что собирался сообщить Марлоу сегодня вечером.

Первое, я не ожидаю больше смертей от этой «чумы» долгое время. Второе, я должен признаться. В прошлом году на праздник Всех Святых я находился в угнетенном состоянии духа. Моя работа шла не так, как мне хотелось бы. Ко мне приходили дети, но не взрослые. В то время я много думал о смерти и наконец стал молить Бога послать ее, если ничто больше не может обратить этих людей к вере, послать смерть как правосудие. Так и случилось, и люди поняли этот урок. Те, кто умирал, примирялись с Церковью перед смертью, а из оставшихся почти все соединились с ней. Сегодня утром Тренгроуз пришел ко мне с просьбой приготовиться к конфирмации.

— Тренгроуз! — вскричал Марлоу.

— А вечером я узнал, что те, кого будут конфирмовать, собираются причаститься в следующее воскресенье. Эта паства полностью отдана Богу, ценой тринадцати жизней. Но одно стоит другого, не так ли, сэр Джошуа?