Питер Хэйнинг - Комната с призраком

— Моя невеста сдержала слово, — воскликнул он с презрительной усмешкой, — клянусь, я славно отплачу за твою любовь. Следуй за мной.

В молчании они двинулись по извилистым переходам часовни и шли, пока не достигли кладбищенской ограды. Около нее они ненадолго остановились; незнакомец, смягчив свой голос, проговорил:

— Еще один час, и смятенье погибнет; ведь сердце, впитавшее ненависть и злобу, все еще не утратило способности чувствовать раскаяние, когда оно препоручает столь юную и чистую душу могиле и тьме. Но это должно свершиться! — продолжал он, видя, что память о недавней любви всколыхнула Клотильду. — Ведь дьявол, которому я служу, желает того. Бедная девочка, я действительно веду тебя под венец, но священником там будет смерть, твоими родственниками — полуразложившиеся скелеты, что во множестве гниют вокруг. И свидетелями нашего союза будут ленивые черви, что пируют на источенных костях мертвецов. Идем, моя суженая, священник с нетерпением ждет свою жертву.

Они продолжали идти, и тусклый голубоватый огонек быстро бежал перед ними, озаряя порталы церковного склепа. Двери были открыты, и они вошли внутрь. Холодный ветер овевал мрачное обиталище смерти; по обе стороны лежали сваленные остовы полурассыпавшихся гробов, доска за доской опадавших на влажную землю. Каждый шаг приходился на мертвое тело; белые кости жутко гремели под их ногами. В центре склепа высилась груда непогребенных скелетов, на которых сидела фигура столь ужасная, что вообразить себе ее облик затруднилось бы и самое темное сознание. Когда незнакомец и Клотильда приблизились к ней, пустота склепа загрохотала, отдаваясь взрывами дьявольского хохота; казалось, все полусгнившие трупы вновь обрели жизнь. Незнакомец остановился и сжал запястье своей жертвы; один-единственный вздох вырвался из его груди, одна-единственная слеза выкатилась из его глаз. Но все это длилось только мгновение — фигура злобно нахмурилась, заметив его колебание, и повелительно взмахнула длинной рукой.

Незнакомец приблизился; в воздухе он очертил несколько магических кругов, проговорил неземные слова и замер, объятый ужасом. Неожиданно он возвысил свой голос и дико вскричал:

— Супруга повелителя тьмы, тебе осталось два мгновения жизни. И ты должна знать, кому ты препоручила себя. Я — вечная душа нечестивца, проклявшего своего Спасителя на кресте. В предсмертный час он взглянул на меня, и этот взгляд все еще не умер, ибо все живое на земле проклинает меня. Я осужден навеки служить преисподней! И я должен до тех пор угождать моему повелителю, пока мир не свернется, как обугленный свиток, до тех пор, пока не умрут земля и небо. Я тот, о ком ты, возможно, читала, и о чьих деяниях ты могла слышать. Миллион душ я должен заманить в адские сети, угождая моему повелителю; тогда только исполнится мое покаяние и я смогу познать могильный покой. Ты — тысячная душа, которую я проклял. В недобрый час я увидел и выбрал тебя. Я убил отца твоего за его неверие и дерзость, и тем я предупредил тебя о твоей судьбе; тогда я сам был обольщен твоей чистотой. Ха! Заклятие было неотвратимо, и ты вскоре увидишь, любимая, с кем ты связала свое бессмертие; ибо вечным, как череда времен года — как вспышки молнии — как раскаты грома, — вечным будет твое покаяние. Взгляни вниз! И смотри, какова твоя судьба.

Она взглянула, и склеп раскололся на тысячу кусков под ее ногами; земля зияла бездонными провалами, и был слышен рокот могучих вод. Живой океан расплавленного огня пылал в пропасти, разверзшейся перед нею. Вопли проклятых смешивались с ликующими криками дьяволов; видение являло ужас более ужасный, чем то дозволено человеку вообразить. Десять миллионов душ корчились в сполохах адского пламени; когда бурлящие волны бросали их на черные скалы алмазной тверди, они проклинали в отчаянии и богохульствовали в бессилии; и каждое проклятие отражалось громом над волнами. Незнакомец приблизился к своей жертве. Мгновение он держал ее над пылающей пропастью, глядел в ее лицо и плакал как ребенок. Но то был краткий миг; снова он сжал ее и отшвырнул от себя с яростью; и в тот момент, когда ее последний взгляд упал на его лицо, искаженное страданием, он громко закричал:

— Это преступление совершил не я, но религия, которую исповедуешь ты; разве не сказано, что пламя вечности ожидает души проклятых; и разве ты не заслужила этих мучений?

Бедная девушка, она не слышала выкриков богохульника. Ее нежное тело, ударяясь о выступы, перекатывалось на скалах, летело над волнами и пеной; когда она упала, океан хлестнул себя валами, будто ликуя, что получил ее душу. И пока она погружалась все глубже в горящую пропасть, десять тысяч голосов прогремели в бездонной бездне:

— Дух зла! Мучение и вечность ожидают тебя здесь; ибо здесь никогда не умирает червь и здесь огонь никогда не гаснет!

Реджинальд, единственный наследник известного рода Ди Венони, с младенчества отличался своим необузданным и исступленным нравом. Его отец вследствие несчастной болезни к концу жизни одряхлел разумом и умер в совершенном безумии. По глубокому убеждению друзей юного Ди Венони, болезнь не миновала и его сына, ибо часто им приходилось видеть, как в глазах Реджинальда вспыхивал лихорадочный блеск и непостижимое возбуждение изменяло до неузнаваемости его черты. Действительно ли в его жилах дремал страшный недуг — неизвестно, но то, что домашние оберегали юношу от малейшей случайности, которая могла бы разбудить в нем наследственное безумие, было несомненным. С раннего возраста оставшись на руках своей матери, которая после смерти мужа проводила дни в добровольном затворничестве, он не имел возможности хоть сколько-нибудь рассеять и оживить душу новизной впечатлений. Уединенная усадьба отстояла далеко от проезжих дорог и находилась на самой границе непроходимых лесов Шварцвальда. Сам господский дом, следуя причудливой моде, был построен в готическом стиле мрачного средневековья. Рядом возвышались руины некогда прославленного по всей Швабии замка Радштейн, от которого остались лишь полуразрушенная башня да обвалившаяся крепостная стена; далее за ними угрюмые тени и непролазные чащобы Шварцвальда замыкали пейзаж.

В этом диком и пустынном месте была заточена молодость Реджинальда. Но наступил роковой час, и его унылая жизнь внезапно переменилась. В день его восемнадцатилетия в полуразрушенной башне Радштейн поселился загадочный старик, измученный тяготой лет и старческой немощью. Днем он редко покидал свое убежище; единственным признаком его присутствия была лампа, которая с высоты башни наполняла ночь зловещим светом. Местные жители, привыкшие отмерять часы своей жизни по солнцу, были несказанно удивлены его странностями, и не прошло и недели, как кто-то пустил слух, что старик — посланец дьявола. Слух этот получил широкую огласку и вскоре достиг ушей Реджинальда. Любопытство его пробудилось, и он решился, предоставив себя в распоряжение мудреца, удостовериться в причинах его странного затворничества. Охваченный минутным порывом, он внезапно оставил усадьбу и устремился к башне. Была мрачная ночь. Резкие порывы ветра предвещали бурю. Реджинальд уже был на развалинах замка, когда часы на деревенской церкви скрипуче пробили полночь. С немалым трудом взобравшись по дряхлой от времени лестнице, которая колебалась под каждым его шагом, он достиг кабинета философа. Дверь была широко распахнута. Старик сидел у открытого окна. Облик его был величественен. Длинная белая борода спускалась до пола. На плече он с видимым напряжением держал астролябию, направленную на звезды. Повсюду были разбросаны книги. На их листах таинственно мерцали магические знаки каббалы. На столе стояла гипсовая ваза в виде оскаленной головы дракона, по бокам которой были выгравированы знаки Зодиака, окруженные причудливой арабской вязью. Старик был одет в широкую бархатную мантию цвета глубокой ночи с вышитыми на ней золотыми звездами; серебряная лента перепоясывала ее. Тонкие локоны старика развевались от ветра. Правая рука сжимала трость из черного дерева. При появлении Реджинальда он медленно поднялся и окинул пристальным взглядом возбужденного юношу.