Стивен Кинг - Ночные кошмары и сновидения

Но, хотя в забрызганном рвотой зеркале отражались все три писсуара, ни за одним из них никто не стоял.

Диз подумал: «Вампир не может отра…»

Потом увидел, как красноватая жидкость падает на фаянс среднего писсуара, стекает вниз и закручивается геометрическими фигурами перед сливным отверстием.

Струи в воздухе не было; он видел только, как жидкость соприкасается с мертвым фаянсом.

Вот когда она становилась видимой.

Он застыл. Он стоял, упершись руками в края раковины, рот, горло и нос были переполнены вкусом и запахом курицы по-креольски, и наблюдал немыслимое, хотя и прозаическое явление, которое происходило у него за спиной.

«Я смотрю, — пронеслось, как в тумане, у него в голове, — как писает вампир».

Казалось, это тянется вечно — кровавая моча ударяется о фаянс, становится видимой и завихрятся перед сливом. Диз стоял, упираясь в раковину, куда только что изверг одержимое своего желудка, впившись глазами в отражение зеркала, и чувствовал себя застывшей шестерней какого-то заевшего огромного механизма.

«Скорее всего, я мертв».

В зеркало он видел, как хромированная сливная рукоятка сама собой опустилась, послышался грохот воды.

Диз услышал шуршание, понял, что это пелерина, и еще понял, что, если обернется, то можно будет вычеркнуть «скорее всего» из его предыдущей мысли. Он стоял неподвижно, до боли вцепившись в края раковины.

За спиной у него зазвучал низкий голос без обертонов. Говоривший был так близко, что Диз чувствовал его холодное дыхание у себя на затылке.

— Ты следил за мной, — произнес бесстрастный голос.

Диз застонал.

— Да, — продолжал тот же голос, будто Диз отрицал сказанное. — Видишь, я знаю. Я все о тебе знаю. Теперь слушай внимательно, мой любопытный друг, потому что я это говорю один раз: больше за мной не следи.

Диз снова застонал, как побитая собака, и в брюках у него опять полилось.

— Открой камеру, — раздался бесстрастный голос.

«Моя пленка! — закричало что-то внутри Диза. — Моя пленка! Все, что у меня есть! Мои снимки!»

Сухой шелест пелерины — как взмах крыла летучей мыши. Хотя Диз ничего не видел, он почувствовал, что Ночной Летун приблизился.

Быстро.

Пленка — это еще не все.

Кроме того, есть жизнь. Какая бы она ни была.

Ему представилось, как он оборачивается и видит то, что не могло показать зеркало: видит Ночного Летуна — гротесковую фигуру, похожую на летучую мышь, забрызганную кровью, кусочками мяса и клочьями вырванных волос; снимает кадр за кадром под жужжание перемотчика… но ничего этого не будет.

Вовсе ничего.

— Ты настоящий, — выдавил он, не оборачиваясь, не в силах оторвать рук от раковины.

— Ты тоже, — парировал бесстрастный голос, и теперь Дизу почудились древние склепы и запечатанные гробницы в его здании, — пока еще, во всяком случае. Это твой последний шанс, мой любопытный несостоявшийся биограф. Открой камеру… или это сделаю я.

Онемевшими пальцами Диз открыл свой «Никон».

Что-то дуло на его похолодевшее лицо — будто туда-сюда водили бритвой. На мгновение показалась длинная белая кисть, вся залитая кровью, обкусанные ногти с забившейся под них грязью.

Потом пленка вышла из кассеты и безжизненно обвисла.

Опять сухой шелест. Опять зловонное дыхание. Какое-то время казалось, что Ночной Летун все-таки убьет его. Затем он увидел в зеркале, как дверь мужского туалета открывается сама собой.

«Я ему не нужен, — думал Диз. — Он сегодня очень плотно наелся». Тут же его снова вырвало, теперь прямо на отражение собственного лица.

Дверь, снабженная пневматическим гарниром, бесшумно захлопнулась.

Диз оставался на месте еще минуты три; оставался, пока не раздался вой сирен чуть ли не на крыше аэровокзала; оставался, пока слышался рев авиационного двигателя. Разумеется, двигатель «Сесны-337 Скаймастер». Потом он вышел из туалета на ватных, негнущихся ногах, ударился о противоположную стену коридора, отшатнулся и побрел дальше обратно в здание вокзала. Он поскользнулся в луже крови и едва не упал.

— Стой, мистер! — заорал полицейский у него за спиной. — Стой на месте! Один шаг — и я стреляю!

Диз даже не обернулся.

— Пресса, дурачок, — сказал он, держа в одной руке камеру, а в другой газетное удостоверение. Он подошел к разбитому окну, забыв о том что засвеченная пленка все еще торчит у него из камеры, словно длинная полоска конфетти, и стал наблюдать, как «Сесна» взлетает по дорожке 5. На мгновение она промелькнула черным силуэтом на фоне догоравших диспетчерской и вспомогательных баков, силуэтом, очень напоминавшим летучую мышь, а затем взмыла в небо, исчезла, и полицейский двинул Диза о стену так, что у него кровь пошла из носа, а он не заметил, ему было все равно, и когда рыдания начали сотрясать ему грудь, он закрыл глаза, и все равно видел, как кровавая моча Ночного Летуна ударяется о фаянс, становится видимой и завихрятся перед сливом.

«Это зрелище теперь со мной навсегда», — подумал он.

Пер. Б. Г. Любарцев

Шеридан медленно ехал вдоль торгового центра, когда у главного входа увидел малыша, вытолкнутого дверью прямо под светящуюся надпись «КАЗЕНТАУНСКИЙ». Это был маленький мальчик, лет наверняка не старше пяти и уж никак не младше трех. На личике у него было написано как раз то, что хотел Шеридан: сдерживается, чтобы не заплакать, но слезы вот-вот брызнут.

Шеридан помедлил, чувствуя, как подымается внутри знакомая волна отвращения к себе… но с каждой вылазкой ощущение это становилось чуточку слабее, не столь назойливым. После первой он неделю спать не мог. Все думал об этом жирном Турке, величающем себя мистер Маг, думал о том, что вытворяет тот с детьми.

— Я катаю их на яхте, мистер Шеридан, — пояснил Турок, но вышло «Я касай их на яхса, миссер Шеридан». И улыбнулся. Не суй свой нос куда не просят, говорила эта улыбка, говорила громко и ясно, без всякого акцента.

Больше Шеридан не спрашивал, но это не значит, что он перестал размышлять. Он метался, ворочался с боку на бок, мечтая, чтоб все повернулось вспять — тогда он поступил бы по другому, тогда он поборол бы искушение. Во второй раз он мучился почти так же…в третий поменьше… а в четвертый уже не забивал голову дурацкими вопросами, что же это за «яхса» и чем может закончится для ребятишек прогулка на ней.

Шеридан загнал фургон на одну из стоянок перед торговым центром, стоянку, которая чуть ли не всегда пустует, ибо предназначена для машин водителей-инвалидов. На. задок фургона Шеридан предусмотрительно прикрепил специальный номер, выдаваемый инвалидам: это оберегало его от подозрений и позволяло беспрепятственно пользоваться удобной стоянкой.

Ты каждый раз надеешься, что тебя не схватят, но каждый раз за день или два до выхода на дело крадешь у инвалидов номера.