Вера Крыжановская-Рочестер - Два сфинкса

– У меня есть поместья в Индии, где я часто живу по целым годам. У меня есть там ученики, и там я известен под именем Асгарты, вот почему я имею право так именоваться. Но пока довольно обо мне! Расскажи лучше, что ты поделываешь? Успокоилась ли Эриксо, видя, что я не появляюсь?

– Я думаю, что в глубине души она не спокойна и страшится снова увидеть тебя. Она, разумеется, чувствует себя виновной, но я никак не могу понять, почему она так боится тебя, лучшего, мудрейшего и великодушнейшего из людей, могущественного мага, покровительством которого она должна была бы гордиться?

– Сам видишь, как мало она ценит все эти качества и предпочитает им твою молодость и жгучие черные глаза.

– Потому что она дура! – вскричал, краснея, Рамери.

– Потому что она женщина! Да я нисколько не осуждаю ее вкуса. Я предполагаю устроить несколько празднеств, на которых, без сомнения, и она будет, узнает меня, и тогда-то я выскажу ей, что не ею ни малейшего желания вернуть ее к себе и предоставляю ей наслаждаться своей свободой.

Мало-помалу разговор переменился, и они заговорили про искусство и политику. Рамери с горечью упомянул о падении своей родины, о ниспровержении культа Осириса, всюду смененного новыми божествами, а кстати завел речь и о христианах и коснулся жгучего вопроса дня – гонения, воздвигнутого на них. С участием, какое всегда внушала ему эта новая вера, рассказал Рамери несколько ужасных сцен, свидетелем которых был в префектуре, на форуме и на сцене.

– Аменхотеп! – вскричал он, хватая мага за руку. – Ты, мудрый, «посвященный», скажи, что означает весь этот хаос верований, который мы переживаем! Осирис, в течение веков могущественный покровитель земли Кеми, уже более не бог египтян, храм его затерялся среди великолепных сооружений, воздвигнутых в честь Юпитера, Венеры, Аполлона, Сераписа и других божеств, которые ничего не говорят мне. Дальше! Этих же самых, великолепных богов христиане презирают и отвергают, а поклоняются бедному, распятому на кресте ремесленнику, которого почитают воплощением божества на земле, Спасителем мира, и за веру свою умирают в ужаснейших муках, с улыбкой на устах! Скажи, ужели возможно, чтобы Бог снизошел на землю и сделался простым смертным? Ужели для славы Его Ему необходима ужасная смерть Его верных? Молю тебя, выясни мне, где же истина? Кто прав? Чей же бог – истинный?

Аменхотеп облокотился на стол и задумчиво его слушал. Когда же Рамери умолк, маг устремил на него свой проницательный, мудрый взгляд, выпрямился и сказал:

– Все правы! Все поклоняются единому Богу, только под разными именами, так как Бог – везде. Бог – это великое, первичное дыхание жизни, напоминающее и оживляющее собою все.

На углу рабочего стола стояла большая деревянная кадка, в которой рос кустарник, покрытый синими цветами, издававшими сильный, но приятный запах.

Рамери уже видел подобное растение в рабочем кабинете мага в Мемфисе и считал его магическим.

Аменхотеп наклонился, отломил ветку с цветами и, протянув ее скульптору, сказал:

– Смотри! Бог всюду проявляется в своих творениях. Цветок этот оживлен божественным теплом, заключает в себе великий закон совершенствования, украшен неувядаемой красотой, и благоуханный аромат его – дуновение Божества.

Аменхотеп пододвинул к себе лист папируса и встряхнул над ним ветку. На папирус упало насекомое, зеленое, как изумруд, и как бы осыпанное пылью.

– Взгляни теперь на второго представителя бесконечно совершенного искусства Великого Творца. Он уже стоит ступенью выше, и ты сейчас убедишься в этом.

Положив ветку на край папируса, Аменхотеп продолжал:

– Я возьму травинку и остановлю движение насекомого. Видишь, оно упало и лежит неподвижно, как мертвое; теперь поднимается, ползет по стеблю и направляется прямо к чашечке, откуда я сбросил его. Понимаешь ты, что это маленькое существо одарено уже великой, таинственной силой души: волей, которая и направляет его к желаемой цели. Это – прообраз человека, который падает перед испытаниями, поднимается, облачается в другое тело и снова ползет по стеблю своих страстей. Преодолевая препятствия, он идет к совершенству, которое есть его цель – сияющая чашечка, где обитает Творец мироздания. Бог всюду является тебе! Он говорит в лазури неба, в реве волн, в пении птиц, в шуме бури, в сокрушающем блеске молнии и в живительных лучах солнца, согревающих нас. Всюду, повторяю, проявляется Великий Творец мироздания. Бесчисленные миры, которые ты созерцаешь во мраке ночи, – творение его воли. Он заставляет их обращаться в таком совершенном порядке, что никогда они не сталкиваются, никогда не нарушается гармония их движения и можно на целые века вперед вычислить их путь. Ты не знаешь и не можешь еще постичь, что земля, которая носит тебя и кажется тебе такой прозрачной, вращается в неизмеримой пустоте, поддерживаемая на своем пути лишь волей Создателя. А знаешь ли ты, что такое воля, которая теплится в каждом создании Божьем? Ослепленные страстями и плотью люди не отдают себе отчета, какой ужасный двигатель, какой гигант дремлет и прозябает в них. Воля, Рамери, – это частица самого Божества, чистая от всего материального. Когда она распускает могучие крылья свои, то нет предела ее полету, и все покорно ее велению. Воля – это ключ всех тайн, открывающий все двери «избранному», который «имеет хотеть»! Она раскрывает ему тайны, подчиняет космические законы и учит управлять в великой лаборатории Творца, Который не ревнив и не скуп и дает в безграничных владениях своих место всем истинным ученикам своим. Величайшее знание есть ничто, если не управляет и не направляет его воля! Я поясню тебе примером мою мысль. Возьми вон ту чашку, которая стоит справа на столике, и наполни ее землей из того ящика, на полу.

Когда Рамери исполнил приказание, Аменхотеп выдвинул ящик, вынул коробку с семенами и, взяв несколько зерен, бросил их в землю.

– Я знаю, что в каждом из этих зерен таится астральная сила, которая, сообразно с могуществом воли, управляющей ею, может ускорить работу природы и заставить вырасти растение в несколько часов или в несколько минут. Я могу сделать это, так как моя воля – «сознательна», а твоя – нет! Хотя бы ты сидел здесь месяцами, источая кровавый пот и пытаясь сконцентрировать свою несчастную волю, ты ничего не достигнешь; воля твоя – как утлый – челн без руля, – носится по бурным волнам недисциплинированной мысли, которые подхватывают челн и увлекают его в сторону от намеченной цели. А теперь – молчи и наблюдай!

Аменхотеп пододвинул небольшой столик, поставил на него чашку и поднял над ней руку. Брови его сдвинулись в глубокую складку и на лбу вздулась синяя жила.. Властный взгляд его, казалось, испускал лучи и, мало-помалу, из всей фигуры мага стал выделяться фосфорический свет, окрасивший его белые одежды в разные цвета и окутавший его голову широким голубоватым ореолом. Из тонких пальцев его также начали выходить лучи, и, словно притягиваемые чашей, быстро поглощались землей.