Людмила Безусова - Тени прошлого

— Ой! — я отбросила догоревшую спичку и подула на обожженные пальцы.

Последняя, тринадцатая свеча, зажжена перед большим, в рост человека, зеркалом. Ещё двенадцать слабо мерцают на полу — двойным полукружием.

Так, вроде все! Нет, забыла отключить телефоны! За окном глухая ночь, но мало ли кому вздумается позвонить! Мне редко удается побыть одной, но сегодня — дочь у моей сестры, муж на рыбалке…

Неторопливо прохожу по квартире, выключая везде свет, потом возвращаюсь в комнату. Несколько минут просто стою перед зеркалом, всматриваясь в подрагивающие зеркальные отражения огней. Хвойный запах соснового леса, смешанный с пряным травяным благоуханием, теплой волной окутывает меня. Я снимаю заколки для волос, бросаю их, не глядя, за спину, пропускаю длинные шелковистые пряди между пальцами. Медленно расстегиваю пуговички халата. Легкая ткань свободно соскальзывает с плеч и падает на пол. Опасливый озноб пробегает по обнаженной коже — мне страшно? Скорее, смешно. Все это напоминает сюжет эротического фильма — трепетная нагая дева в ожидании страстного любовника. Я глупо хихикаю.

Пронзительная горечь миндаля, слегка разбавленная благовонием мирта, разгоняет кровь. Выступившие капли пота стекают по неровностям моего тела и маленькими водопадами обрушиваются вниз. Хочется отправиться в ванную комнату, влезть под холодный душ и унять, наконец, это бешеное сердцебиение. Но я жду…

Почти погасшие свечи на миг вспыхивают факелами, разбрасывая вокруг ворох искр. В глубине зеркала возникает незнакомый ландшафт. Я подаюсь вперед, пытаясь разглядеть открывшуюся мне картинку…

…и оглушительно чихаю.

Свечи гаснут, оставляя меня в кромешной темноте. Черт! Все труды насмарку — и возня с ароматическими свечами, слепленными вручную из освященного воска, и поиски необходимых компонентов для них, и с трудом выученные наизусть заклинания.

Самое главное я так и не узнала! А мне почему-то так важно знать мое прошлое воплощение… Почему? Я сердито разворачиваюсь и на ощупь отправляюсь к выключателю, но вместо этого нащупываю скользкую поверхность зеркала, которая под моими руками становится податливой, и я чувствую, что падаю неизвестно куда.

Холодно.

Как же мне холодно!

Босые ноги по щиколотку проваливаются в липкую жижу, промозглый ветер треплет изодранное в лоскуты платье, снежная крупа жжет болью истерзанное тело. Я пытаюсь убрать с лица прядь мокрых волос, чтобы хоть что-то разглядеть в мутном мареве. Прикованные к металлическому обручу руки едва поднимаются до середины груди. От резкого рывка я падаю на колени. Надо мной склоняется рябой мужик:

— Шагай! Чего стала? Всемогущая… — с издевкой протягивает он и, крепко ругнувшись, смачно плюёт в мою сторону. От последующего следом удара по спине я дергаюсь, пытаюсь подняться, неловко опираясь на руки, и лицом вниз падаю в ледяную воду.

Сильные пощечины приводят меня в чувство — мой путь продолжается. По обеим сторонам дороги, словно призраки, скользят молчаливые фигуры в наброшенных на голову капюшонах. Чадящие факелы в их руках едва разгоняют окружающий нас туман. Только бряцанье оружия, да позвякивание моих оков нарушают тишину. Мне все равно, куда меня ведут, я уже сделала свой выбор.

Шествие вползает на узкие городские улочки. Одноэтажные деревянные домишки окраин сменяют высокие каменные особняки с изысканной лепниной по фасаду. Мы медленно приближаемся к центру города и выходим на широкую площадь, запруженную настороженно молчащим народом. Стражники, где крепким словом, а где и оплеухами, прокладывают нам дорогу туда, где будет происходить судилище.

Тот самый рябой стражник, разомкнув обруч на моей талии, цепляет его на крюк высоко от земли, выворачивая мои руки в суставах, и цепями намертво притягивает меня к столбу. Я всего лишь слабая женщина, что ж они меня так боятся? Без слез и крика наблюдаю, как у моих ног вырастает курган из вязанок хвороста, странно сухого в эту промозглую ночь. Похоже, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. А вот и служитель закона, неумолимый, как тот столб, к которому я прикована.

Седой представительный судья, облаченный в красную мантию и такого же цвета шапочку, долго зачитывает список моих прегрешений и объявляет вердикт, закончив свою речь сакраментальным: — "Закон суров, но это закон!".

Легкий ропот пробегает по рядам бесчисленных зрителей — мужчин немного, в основном, женщины и дети.

— Ведьма! — визгливый одинокий вопль подхватывают сотни голосов.

— Сжечь ее! — уже скандирует народ. Из толпы вылетает увесистый камень и врезается мне в лицо, следом летит ещё один, ещё. — ПрОклятая! В аду тебе самое место…

Я облизываю разбитые губы, чувствуя на губах солоноватый привкус крови, чуть приподнимаю голову, смотрю в лица беснующихся. Что ж вы так, люди? Не вы ли возвели меня на трон, когда враг стоял у стен города? Не вы ли просили последнюю из рода ворлоков помочь остановить кровавую бойню? И вам тогда было все равно, что я одной крови с порождениями тьмы — о спасении молили вы, оплакивая своих родных и близких! Что ж теперь вы вспомнили о величии своей души? Раньше было не до этого? А сейчас…

Но мне все равно, я уже однажды сделала свой выбор…

— Покаяние очистит твою душу, — церковник торжественно подносит ко мне серебряный крест.

Я громко хохочу. Наивный, какая душа у ведьмы! Моей душой была сила, которой вы меня лишили! Моей душой будет месть, которая настигнет вас, где бы вы не прятались! Я все-таки обманула вас, обманула!

— Давай! — священнослужитель дает отмашку палачу. Тот, пакостно щерясь в предвкушении моих страданий, поджигает хворост.

Наконец-то мне становится тепло! Языки пламени неожиданно высоко взлетают, закрывая от меня и палача, и священника, и охнувшую толпу: — "Да она смеется над нами!" Улыбаясь, я вижу то, что было со мной совсем недавно, но смотрю, словно со стороны…

…Высокая женщина, прижав к себе спящего ребенка, мчится изо всех сил. Затейливо заплетенные волосы рассыпаются на отдельные пряди, на лице тревога и страх. Факел в её руках плюётся искрами и гаснет. Кромешный мрак воцаряется под сводами кажущегося бесконечным тоннеля, но вдалеке виднеются слабые призрачные прОмельки.

Поворот и перед глазами возникает громадный зал — на стенах, облицованных черным, тщательно отполированным, камнем, как в зеркалах играют блики слабо горящих светильников. Узкие бойницы окон закрыты щитами, и неясно — ночь сейчас или день. Посреди громадного пустого зала на возвышении стоит резной каменный трон.

Следом за женщиной вбегает запыхавшийся мужчина в полном боевом облачении. Небрежным движением он вытирает о рукав обагренный меч. Упившееся крови оружие с недовольным шипением вползает в ножны. Воин с трудом вдвигает дверной засов в пазы и бережно берет на руки ребенка, давая женщине перевести дыхание.