Говард Лавкрафт - Электрический палач

Бормоча заклинания, он истово мотал головой, не обращая внимания на провод, прикрепленный к шлему. Каждое движение неумолимо подтягивало батарею к краю кресла. Впав в исступление, безумец начал раскачиваться и с мычанием вращать головой; шнур постепенно наматывался ему на шею – мне даже стало интересно, что он предпримет, когда батарея упадет на пол и разобьется.

Развязка наступила неожиданно. Батарея, сдернутая с сиденья яростным взмахом руки молящегося, действительно упала на пол; но вопреки моим предположениям не рассыпалась на составные части. Основная тяжесть удара пришлась на рычаг реостата, который стремительно переместился к максимальной отметке. Но поразительным было не это… Прибор работал!

Ослепительно голубая аура искр осыпала голову безумца; стекло зазвенело от гортанного завывания – более жуткого, чем все предыдущие вопли; по купе пополз тошнотворный запах паленого мяса. Этого я не мог вынести и провалился в глубокий обморок.

Когда проводник в Мехико-Сити привел меня в чувство, я обнаружил толпу зевак, собравшихся на площадке перед дверью купе. Мой непроизвольный крик вызвал новую волну интереса на их лицах, и мне доставило удовольствие наблюдать, как их бесцеремонно расталкивает полисмен, приведший врача.

Между тем мой крик был вполне объясним, так как, повернув голову, я ничего не увидел на полу.

Проводник утверждал, что открыл дверь и нашел меня лежащим без сознания.

На весь вагон был продан только один билет, и всю дорогу от Куэтаро я ехал в полном одиночестве. Только я и мой багаж, больше ничего. Кто-то из зрителей выразительно покрутил у виска пальцем в ответ на мои настойчивые вопросы.

Неужели поездка отняла столько сил, что мне начали сниться подобные кошмары? Я поежился от этой мысли. Поблагодарив проводника и доктора, я протолкался через толпу зевак и побрел на стоянку такси; за щедрые чаевые портье в "Фонда Насьональ" отбил телеграмму Джексону, а я поднялся в свой номер и проспал до обеда, наказав разбудить меня в час, чтобы успеть на узкоколейку к копям. По пробуждении меня ожидала телеграмма, подсунутая под дверь: Джексон сообщал, что этим утром Фелдон был найден в горах мертвым; новость достигла шахты в десять часов. Бумаги оказались в сохранности, о чем немедленно проинформировали офис компании в СанФранциско. Итак, все переезды, спешка и нервы оказались потрачены впустую!

Понимая, что при любом повороте событий Мак-Комб все равно будет ждать персонального отчета о деле, я послал предупредительную телеграмму Джексону и занял жесткую скамью в поезде, идущем в сторону рудных приисков. Четыре часа спустя я дотрясся до платформы шахты номер три, где меня с дружеским рукопожатием ждал сам управляющий. Происшествие на шахте так взволновало его, что он даже не обратил внимания на мой изможденный вид.

История управляющего была короткой, и он пересказал мне ее по дороге к затерявшейся среди терриконов хижине, где лежало тело Фелдона. По его словам, с тех пор как год назад на шахте появился Фелдон, этот малый не отличался особой общительностью – скорее наоборот: постоянно возился в лаборатории с каким-то таинственным прибором, жаловался на шпионов и был до неприличного дружен с местными наемными рабочими. Хотя следует отдать ему должное, он хорошо знал свое дело, знал страну и ее людей. Часто надолго уходил в горы к индейцам и даже принимал участие в их древних языческих обрядах; вел разговоры о подземных богах и потусторонних силах, а также часто похвалялся своими необыкновенными познаниями в механике.

Последнее время Фелдон стремительно деградировал: стал болезненно подозрителен, почти не вылезал из своей берлоги и в конце концов решил присоединиться к своим проворовавшимся дружкам – видимо, когда иссякла его собственная доля. Для каких-то загадочных целей ему все время требовалось невероятное количество денег; круглый год ему доставляли заказные бандероли из различных лабораторий и мастерских в Мехико или Штатах.

Что касается его бегства с ценными бумагами – это не что иное, как месть сумасшедшего за порожденную его воспаленной фантазией "слежку". Только безумец мог прятаться с кучей денег в пещере на Богом забытых склонах Сьерра-де-Малинчи. Пещера, которую никогда бы не обнаружили, если бы не случай, изобиловала древними ацтекскими идолами; на алтарях перед ними лежали обугленные кости сомнительного происхождения. От местных индейцев ничего не добиться; естественно, все как один клянутся, что им ничего не известно. Однако с первого взгляда ясно, что пещера долгие годы служила местом их сборищ, и Фелдон отправлял их обряды наравне с ними.

Поисковая группа нашла это место благодаря песнопению и крикам, доносившимся из пещеры. Было пять утра, и они собирались сниматься со стоянки, когда кто-то услышал отдаленные выкрики со стороны вытянувшейся словно труп горы. Незнакомый голос призывал древние имена – Миктлантекутли, Тонаттух-Мецтли, Туле, Йа-Эл'е и другие,- однако самым странным были английские слова, перемежавшие их. Настоящие английские слова, безо всякого индейского акцента. Двигаясь на звук, поисковая группа пробиралась вдоль склона, когда после недолгого молчания из пещеры раздался дикий вопль, вслед за которым над спутанными ветвями в одном месте показался дым, и ветер донес едкий, неприятный запах.

Когда они нашли вход, вся пещера была окутана дымом. Внутренность освещали плошки с жиром; перед алтарями кощунственно догорали свечи. Но самым жутким был труп, раскинувшийся на полу. Это был Фелдон, с головой, прожженной до кости каким-то странным прибором, который он надел на себя.

Что-то вроде сетчатой маски, подсоединенной к разбитой батарее, которая, по всей видимости, свалилась с ближайшего алтаря. При виде этой сцены всем поневоле вспомнились хвастливые заявления бедняги об изобретенном им "электрическом палаче"; по его словам, кто-то охотился и хотел стащить чертежи этой пакости. Бумаги нашлись в целости в открытом саквояже Фелдона, который стоял рядом, и через час поисковая команда отправилась в обратный путь к шахте с жутковатой ношей на импровизированных носилках.

Это было все, но этого оказалось достаточно, чтобы кровь отхлынула у меня от лица, а ноги начали предательски подкашиваться, пока Джексон вел меня мимо терриконов к хижине с телом. Даже не обладая богатым воображением, можно было представить, что ожидает меня за зияющим дверным проемом, вокруг которого столпились любопытные рудокопы. На моем лице не дрогнул ни один мускул, когда в сумеречном освещении я различил гигантские очертания трупа на столе, грубый вельветовый костюм, странно изящные руки, пряди опаленной бороды и дьявольскую машину – поврежденную батарею и шлем, почерневший от сильного напряжения. Большой потрепанный саквояж тоже не удивил меня, и я перевел взгляд на сложенные листы бумаги, выглядывавшие из левого кармана вельветовой куртки Фелдона. Улучив момент, когда никто не смотрел в мою сторону, я наклонился и выхватил их, тотчас же скомкав в ладони. Теперь можно лишь сожалеть о том послешоковом приступе страха, который побудил меня сжечь эти листки в тот же вечер. Их содержание могло бы пролить свет на загадку, которая терзает меня и по сей день. Хотя… для этого достаточно было взглянуть на револьвер, который патологоанатом вытащил из правого кармана куртки Фелдона. У меня не хватило мужества спросить об этом… Мой револьвер пропал после той ночи в поезде. Карандаш, который я тщательно заострил по дороге в президентском вагоне, оказался сточен и изрезан ножом почти до основания.