Ричард Кнаак - Повелитель крыс

Похоже, в гостиной все было чисто. Николау вышел в маленькую кухню. Он долго жил, в частности, в Лондоне и в Европе вообще, но размеры квартир в сочетании с их стоимостью не переставляли удивлять его. Он ведь помнил времена, когда постройка дома, способного вместить семью из десяти человек, стоила человеку всего лишь нескольких дней тяжелого труда.

Из кухни он прошел в ванную комнату. Там висело зеркало. Увидев свое отражение, Григорий невольно задержал на нем взгляд.

Перед ним было его лицо — то самое, что принадлежало ему всегда, и все же всякий раз разное. Его черты запечатлевали все, что довелось пережить Григорию, а особенно — глаза. Да, его глаза цветом были похожи на глаза Терезы, Франтишека и любого из других, которых ему доводилось встречать на протяжении несколько веков, но ни у кого из них в глазах не отражалось столько тяжких переживаний, столько лет бесконечных странствий и мук. Их глаза — за исключением разве что Франтишека — были молоды. В них горел огонь, а в глазах Григория, как казалось ему самому, тлели угли.

Григорий моргнул и отвернулся от беспощадного зеркала. Зеркала он терпеть не мог и пользовался ими исключительно по необходимости. А сейчас у него было дело поважнее, чем купание в жалости к самому себе. Уж на что, а на то, чтобы пожалеть себя, к его услугам было все время мира.

Оставалось осмотреть спальню Терезы. Григорию не хотелось входить туда — отчасти из-за того, что он боялся разбудить хозяйку квартиры, которая, проснувшись, могла неправильно расценить его появление. Тем не менее не осмотреть спальню было нельзя. Григорий надеялся, что Тереза поймет его, как нужно.

Он лишь едва коснулся пальцем дверной ручки, и она сама повернулась. Дверь бесшумно и медленно открылась. Григорий изо всех сил старался не произвести ни звука — как ради того, чтобы не разбудить Терезу, так и ради того, чтобы уловить наличие чего-нибудь постороннего в ее спальне.

Когда дверь открылась достаточно для того, чтобы Григорий мог войти, он велел ей замереть в этом положении. Затем он поднял рукотворный огонек до уровня глаз и опустил руку. Огонек уплыл назад, за спину Григория, и повис в воздухе. Такого освещения было вполне достаточно, чтобы осветить спальню, но не разбудить Терезу. Пока Григорий ничего опасного в спальне не почувствовал, но не мог успокоиться, не осмотрев там все своими глазами.

Спальня так разительно отличалась от всех остальных помещений в квартире, что Григорию стало неловко из-за того, что он вторгся сюда. Впечатление создавалось такое, будто здесь живет молоденькая девушка, даже скорее — девочка. На шкафу были расставлены мягкие игрушки, стену украшали рисунки с изображениями животных. Обстановка в целом куда более соответствовала жилищу юной девушки, чем спальне зрелой преуспевающей женщины.

Тереза спала на правом боку, укрытая мягким теплым одеялом. Лица ее не было видно — оно утонуло в подушке. Судя по ее дыханию, она спала крепко. Григорий задержал взгляд на ней чуть дольше, чем следовало бы, а потом перевел взгляд на большое, занавешенное шторами окно.

Он шевельнул пальцем — и шторы раздвинулись настолько, чтобы стало ясно: ни за ними, ни за окном никто не прячется. Магическое зрение подтвердило результаты визуального осмотра. Таким же образом Григорий обследовал платяной шкаф и комод. Вскоре ему стало ясно, что и в этой комнате ничего опасного нет.

Устыдившись того, что задержался в спальне, Николау тихо вышел из комнаты и бесшумно закрыл дверь. Затем поднял руку, и маленький огонек, переместившись, вновь повис над его ладонью.

— Скверно, Григорий, ах как скверно! Заглядывать в спальню к беспомощной, ни о чем не подозревающей дамочке — ай-яй-яй!

Григорий вздрогнул, выронил огонек и резко развернулся.

Из глубины тускло освещенной гостиной на него смотрел Фроствинг. Грифон уселся на спинке дивана, раскинув крылья. Несмотря на чудовищный вес каменной фигуры, мягкая спинка даже не прогнулась, но в конце концов грифон существовал в призрачном мире, а не в реальном, а в реальном он оставлял свои следы только тогда, когда сам этого желал.

— Можно подумать, что ты не рад меня видеть, дорогушенька Григорий. И еще можно подумать, что ты обзавелся какими-то познаниями, которые твоя бедная маленькая головушка просто не в состоянии вместить, но ты их все-таки ухитрился туда втиснуть, да еще и пытаешься их худо-бедно применить?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Григорию вовсе не хотелось приближаться к чудовищу, но он решился на это, надеясь на то, что чем дальше он будет от спальни Терезы, тем меньше вероятность, что грифон включит и ее в сферу своего влияния.

— Ну, конечно, не понимаешь, — насмешливо проговорил грифон. Затем, словно бы забыв о начатом разговоре, крылатое чудище запустило лапу куда-то в темноту и извлекло на тусклый свет нечто размером с котенка. Фроствинг подвесил на когте безжизненного зверька. — Знаешь, что-то мне не нравятся те, с кем ты в последнее время дружбу стал водить.

На когте Фроствинга висела большая крыса. Григорий не стал спрашивать, не одна ли это из прислужниц Франтишека — это и так было яснее ясного.

Фроствинг негромко хихикнул.

— В общем и целом я предпочитаю питаться мяском, проявляющим большую проворность, но эту бедняжку я просто призван был выручить из беды.

Каменный грифон открыл пасть и бросил туда трупик крысы. Вроде бы никакой глотки у скульптуры и быть не могло, но тем не менее Фроствинг заглотал крысу целиком, после чего извлек на свет еще одну.

— У нее была подружка, — сообщил грифон, снова глянув на Григория. — Они вдвоем решили прокатиться вместе с вами, но мне почему-то показалось, что тебе и твоей дамочке хочется остаться наедине. Посмотри, как я добр, как деликатен, а ты до сих пор мне и спасибо не сказал! Стыдно, стыдно!

Вторая крыса последовала за первой в область небытия. Фроствинг сделал вид, будто утирает зубастую пасть. Покончив с послеобеденным туалетом, он смерил стоявшего перед ним человека взглядом с ног до головы.

Григорий отчаянно пытался придумать, как избавиться от грифона. Он стал беспечен. Его убаюкали маленькие успехи, достигнутые в деле отпугивания заклятого врага.

— Ты так далеко, дружочек! Почему бы тебе не подойти ко мне поближе?

Левая нога Николау против его воли приподнялась и сделала шаг вперед. За ней последовала правая. Он сопротивлялся, как мог, но, увы, как обычно, толку от его усилий не было никакого. Григорий мог лишь наблюдать за тем, как его обезволенное тело двигается к окутанному ночной тенью чудовищу, царственно восседающему на спинке дивана.

Фроствинг остановил его на расстоянии вытянутой руки. Все еще не в силах двигаться по собственной воле, Григорий не сумел воспротивиться и отстраниться, когда грифон протянул к нему лапу и когтем приподнял подбородок.