Ричард Гуинн - Цвет убегающей собаки

Вернувшись домой, я помыл анчоусы, присыпал их мукой и зажарил на подсолнечном масле. Затем приготовил салат, нарезал хлеб. Едва уселся за стол, как кто-то постучал в дверь. На пороге, лениво прислонившись к косяку и посасывая обычную сигару, стоял мой сосед Ману. Он поздоровался так, будто виделись мы в последний раз не десять недель назад, а только вчера, и предложил подняться с ним в патио.

Прихватив тарелку с завтраком и положив рыбу гостю, я последовал за ним. Долгое отсутствие свое я объяснил поездкой в Лондон, где меня ждала срочная работа. Усевшись на перевернутый ящик рядом с загоном, он предложил мне, в порядке любезности, шезлонг с продавленным дном, и, тыкая вилкой в тарелку, Ману заговорил. Я приготовился выслушать очередную главу «Саги о Кроликах», которая все никак не могла закончиться, несмотря на обвал угрожающих писем из городской службы здравоохранения. Ману переходил от гнева к глубокой печали. Стало ясно, что и на его долю с момента нашей последней встречи выпало немало испытаний.

— А ко всему прочему, — пожаловался он, — к нам повадились браконьеры.

Браконьеры. Не часто услышишь такое слово в большом городе.

— Не то чтобы регулярно являются. Не могу утверждать, что эти наглые ворюги опустошили мой крольчатник, но одного-двух каждую неделю я недосчитываюсь. И это точно не кошки, а люди.

О визите Рика, Фионулы и мальчишки-ниндзя я Ману не рассказывал. Если бы он узнал, что я без слов отпустил компанию с двумя его кроликами, наверняка счел бы это предательством с моей стороны. Интересно, однако, может, он и сам что-нибудь слышал, тогда или в другое время…

— Говорят, — с напускным равнодушием начал я, — что есть группа подростков, обитающих на крыше…

— А, ты тоже про них слышал, — перебил меня Ману. — Что ж, если это действительно бездомные бедняги, я бы кролика-другого на похлебку им не пожалел. Лучше уж они, чем сукины дети из мэрии. Те всех, размахивая бумажкой из суда, готовы истребить.

— Так что же ты все-таки слышал про них?

— Да мало ли что. — Ману яростно почесал пах. — Одни одно говорят, другие другое. Я-то лично ничего не видел. Как-то даже провел здесь в июле целую ночь с ружьем, но сморило, и заснул.

Он уселся на ящике поудобнее. Снова почесался. Ману попивал, но не напивался. По-настоящему не напивался никогда. Просто чем менее трезв он был, тем стремительнее избавлялся от вялости.

— Слушай, Ману, у тебя что, вши завелись?

— Что-что? A-а, дьявол. Может, и завелись, а что?

— Чешешься все время. Надо бы провериться. И еще… ты никогда не говорил, что у тебя есть ружье.

— А это секрет. Ружье есть, а лицензии нет.

— И зачем тебе оно?

— От налетчиков защищаться.

Я попытался на мгновение представить себе Ману вооруженным виджилянтом — члена «комитета бдительности», коротконогого, с большим животом, в перепачканном жилете и помятых шортах, изжеванной сигарой во рту и со старинным ружьем наперевес. Нет, невозможно.

— Ну, так это было? Ты пришел сюда и заснул…

— Не сразу. Я… как бы это сказать… присел отдохнуть. Ни в кого стрелять не собирался, просто попугать хотел. А ружье — для самозащиты.

— Но так ничего и не обнаружил, верно?

— Ну да, не совсем.

— Как это понять?

— Э-э, не хотелось бы говорить. Неловко. — Он помолчал немного, потом, перейдя почти на шепот, добавил: — Понимаешь, я никому еще об этом не рассказывал.

— Все в порядке, Ману. Тайна вклада гарантируется. Слово чести.

Нетрудно было заметить, что мой насмешливый тон ему не понравился.

— Все просто. Они приходили сюда той ночью. Я их ждал. А потом уснул.

— И пока ты храпел в своем шезлонге с ружьем в руках, они стащили кроликов.

— Не надо насмехаться. Тут не до смеха. К тому же ты дал слово чести, помнишь?

Если Ману и шутил, то только наполовину. Я прикусил язык.

— Ладно, так что случилось, пока ты спал?

— Откуда мне знать? Единственное, что я почувствовал, так это что они танцуют фламенко на моих яйцах. Может, отсюда и вошки. Если, конечно, они есть. И еще они украли двух кроликов и оставили вот эту штуку в клетке.

Ману махнул рукой в сторону крольчатника. Только теперь я заметил, что к клетке привязана за огромные уши мягкая детская игрушка — криво ухмыляющийся серый кролик в рабочих брюках из саржи. Я с трудом удержался от смеха. Подвешенный таким образом кролик был похож на нечто вроде талисмана или пугала, отгоняющего тех, кто вздумает покуситься на крольчатник.

— И еще, — продолжал Ману, — они вставили в ствол ружья цветок — гвоздику.

— Что ж, неплохо, — улыбнулся я, представив, как от души наслаждается этой игрой Фионула — девочка с многочисленными наколками и носом картошкой.

— Неплохо? — взревел Ману. — Да они из меня дурака сделали. Ты сам-то на чьей стороне? Проклятые хиппи.

— Взамен живых кроликов они оставили тебе игрушку, а ты распял ее на клетке. Зачем? Чтобы больше не приходили?

Ману долго молчал, наконец разродился:

— Ну да. Честно говоря, на это я и рассчитывал. Но что толку — они еще два раза приходили.

— Правда? И снова уносили кроликов?

— Ну да, хотя, повторяю, это меня не слишком беспокоит. Обдурили — вот что противно.

Ну не так уж трудно тебя и обдурить, подумал я.

— А как насчет городских властей? Если действительно кролики представляют собой угрозу здоровью и безопасности людей, почему их не заберут? Ведь первое-то письмо ты получил много месяцев назад.

— А, да что там письма. Ну, пишут, а все равно летом никто ничего не делает. На той неделе меня в суд вызывают. Явлюсь во всеоружии. Может, пойдешь со мной? Здорово было бы.

— Почему нет? Давай сходим. Только напомни поближе к делу.

— По правде говоря, надоела мне эта история. Даже кролики надоели. Но… дело принципа.

Так я и думал. Наплевать ему, что ночные налетчики крадут у него кроликов, а вот что дурят — не наплевать. Он примирился с тем, что город почти наверняка отнимет у него живность, но из принципа будет бороться до конца. Вот человек, который следует ясному кодексу поведения, в отличие от меня, несмотря на недавние испытания.

Мы посидели на крыше еще с полчаса, потом Ману спустился к себе. Настало время сиесты. Я тоже пошел домой и улегся в гамак.

Через два дня я взял напрокат машину и вместе с Игбаром и Евгенией поехал в Бергу. Наверное, надо было принять какие-то меры предосторожности, скажем, сходить все же в полицию, заявить об исчезновении Нурии, попросить машину сопровождения. В конце концов, мне фактически угрожали убийством. Но для начала я собирался всего лишь издали поглядеть на Убежище, себя убедить в том, что оно действительно существует. А то за сорок восемь часов, прошедшие после того, как я завершил свой рассказ о похищении и темнице, мне самому случившиеся события начали казаться страшной небылью. Мне даже пришла в голову безумная мысль, что, хоть всю округу обыщи, Убежища мне не найти. Все же я купил крупномасштабную карту и отметил место, где, по моим соображениям, оно должно бы быть: скопление крохотных четырехугольников на краю плоскогорья.