Джон Маркс - Страна клыков и когтей

— Мне не хотелось бы это обсуждать, сейчас или когда-либо в будущем. Я попросил бы вас забыть об этих словах. Не знаю, почему я вообще ответил на ваш вопрос. Иногда вам невозможно противиться.

Что еще мне было сказать?

Он пристально смотрел на меня и ждал следующего вопроса. Я в отчаянии сдалась:

— Прислуга тут есть? Кто-то же должен был приготовить этот великолепный обед.

За комплимент он поблагодарил меня второй доброй улыбкой. Я испытала облегчение.

— Отелем заправляют братья Вуркулаки.

— Это действующий отель?

Торгу пожал плечами, словно не понял, к чему я клоню.

— Вы сказали Вуркулаки. Фамилия как будто греческая.

На это он улыбнулся.

— Совершенно верно. Фамилия действительно греческая. Должен добавить, они греки низкого рода. Давным-давно скрестились с турками, к тому же не лучших кровей. Более ста лет этой страной правили высокородные греки. Народ звал их фанариотами. Это были богатые аристократы Оттоманской империи. Но братья Вуркулаки просто грязные греки с крохотного острова. Они родом с Санторини. Знаете, где это?

— Ну надо же, конечно, знаю! Роберт хочет, чтобы мы там провели медовый месяц! Там красиво? Мы подумывали о Вьетнаме. Но у меня есть немного греческой крови, с материнской стороны, поэтому скорее всего мы поедем на Эгейское море.

Торгу это как будто не понравилось. Он помешкал, и губы у него странно дрогнули.

— Если судить по братьям Вуркулакам, ничего романтического там нет. — Он вытер губы салфеткой, лоб у него собрался морщинами. — Вот что я вам скажу о Вуркулаках. Если увидите в коридорах этого здания красивого молодого человека с черными волосами, держитесь от него подальше. Избегайте его общества… Братья больны… Они больны в том смысле, в каком больна, да будет мне позволено сказать, вся греческая культура. Их недуг — неспособность отвести взгляд от неких вещей, которых прочие избегают любой ценой.

— Греческие мужчины славятся развязностью… — Я попыталась сделать вид, что мы говорим об одном и том же.

— Да. Именно так. Вуркулаки весьма развязны. Но подниматься на верхние три этажа им не позволено, и они это знают, поэтому, пока остаетесь там, бояться вам нечего.

Он встал.

— Попрошу меня простить. Час поздний, и я устал. Если вы закончили, я провожу вас на ваш этаж.

— Ну, надо же, — улыбнулась я. — Целый этаж.

Мы встали. Никакого кофе. Никакого десерта. Я снова поблагодарила его за обед, и он поклонился мне словно княгине.

Взяв мою сумку, он провел меня мимо галереи мусорных артефактов. Я едва не споткнулась на трех ступеньках и обрела равновесие лишь перед странным устройством — похоже, действующим лифтом. Ничего подобного мне видеть не случалось. Вместо одной кабины, которая открывается нажатием кнопки, у этого не было дверей, зато были две кабины, и они постоянно двигались. Слева кабины поднимались. Справа опускались. Двигались они размеренно, беззвучно, и внутрь нужно было запрыгивать, как только кабина поравняется с полом, иначе упустишь свой шанс. Механизм несколько пугал, и я помешкала. Торгу буквально втолкнул меня в кабину, и мы тронулись. Он назвал устройство патерностером и с гордостью сообщил, что отель спроектировали и построили инженеры из Восточной Германии еще до того, как повсюду навязали глобальные нормы безопасности.

— Калекам в них ездить не по силам, — презрительно бросил он. — Им не хватит хотя бы минимума ловкости.

Наша кабина поднималась быстро, и, поскольку дверей у нее не было, я мельком видела запретные этажи, те самые, где, по всей видимости, обретались братья Вуркулаки. Свет из патерностера выхватывал на мгновение коридоры, сотни их двойников я видела в дешевых отелях, только эти были мрачнее, а кое в каких двери стояли нараспашку, точно там убирались горничные, только не было видно ни тележек, ни ведер и щеток, вообще никаких признаков их работы. Пахло оттуда затхлым. Плесень заползла в стены отеля, распространяя запах гниения и мертвых насекомых за обоями. Чем выше мы поднимались, тем холоднее мне становилось. Я не спросила, есть ли на верхних трех этажах отопление или электричество. После обеда я начала доверять краткосрочным планам Торгу на мой счет. Он был приятным собеседником. Совершенно очевидно, что ему что-то от меня нужно. Ему необходимо попасть под объективы телекамер. Пока он не получит своего, он будет хорошо со мной обращаться.

— Почти на месте, — пробормотал он. — Эти последние этажи до пентхауса самые худшие. Стыд и срам.

Нетрудно было понять, что он имеет в виду. Лифт продолжал подниматься, и я уловила вонь горелого дерева и пластика. Тут был пожар. В свете из патерностера чернели пятна на стенах. Механизм как будто немного замедлился, и я занервничала. Мне показалось, я увидела какое-то движение, уловила краем глаза, как что-то мелькнуло — животное или рука. И было это у зева комнаты без двери. До нее было никак не больше двадцати ярдов, но света из патерностера не хватало, чтобы разогнать тени.

— Видели?

Торгу шикнул, будто призывая меня к молчанию. Последний из выжженных этажей исчез внизу.

— Прошу сходить. — Он легонько вытолкнул меня из патерностера. — Дальше пойдем по лестнице.

Пол под ногами казался прочным. Вонь плесени и пожара исчезла. Я задумалась, не надстроили ли пентхаус после пожара, как новый город на руинах прежнего. Удивив меня прытью, Торгу легко скакал впереди, отмахивая по две ступеньки за раз. Положив руку на ручку двери в конце лестницы, он оглянулся.

— Я сделаю осмотр, — сказал он. — Горничные бывают непредсказуемы.

Толкнув дверь, он осторожно заглянул. На лестницу хлынул теплый желтый свет.

— Очаровательно! — улыбнулся он и втянул меня за порог.

Я думала, что окажусь в коридоре, но передо мной раскинулся целый этаж, как демонстрационный зал в мебельном супермаркете, разделенный на комнаты тяжелой мебелью — серванты, концертный рояль, кушетки, диваны, несколько кроватей. Пол казался полем раскинутых один поверх другого восточных ковров. С первого взгляда было видно, что они шелковые и ручной работы. Тут и там светили лампы. По полу тянулись к скрытым за коврами розеткам толстые шнуры. Я увидела бар с разноцветными бутылками (виски, водка и какие-то аперитивы), несколько гардеробов, туалетный столик с широким круглым зеркалом и филигранью арт-нуво. Мебель, вероятно, принадлежала самому Торгу, но не позволяла судить о вкусе своего владельца, если не считать пристрастия к антиквариату. Я услышала гудение обогревателей, запитанных от розеток, увидела их оранжевое свечение — точь-в-точь маленькие костерки. Спрашивая себя, хватит ли электричества на мой фен, я сама угадала ответ. Не хватит. Мои волосы снова ненавистно закурчавятся.