Дмитрий Колодан - Мифы мегаполиса (тематическая антология)

— Извини, пожалуйста, — попросил он. Жанна еще в первый день настояла, чтобы Леонид звал ее на «ты» — еще не хватало, чтобы взрослый мужик обращался к семнадцатилетней соплюхе по имени-отчеству. — Это моя вина… я забыл предупредить… у меня страшная аллергия на фитонциды. Лук, чеснок — я не переношу даже запаха. Особенно запаха. Не обижайся, ладно? Не сомневаюсь, что вкус у этих помидоров наверняка потрясающий.

Было обидно, но, по крайней мере, понятно. Будущему врачу не стоит объяснять, чем опасна аллергия. Отек Квинке, удушье, анафилактический шок… Разумеется, это крайние случаи, но кто знает, что пришлось пережить Леониду в прошлом. Больше Жанна чеснок не покупала, а тот, что остался после неудачного кулинарного опыта, выкинула в мусоропровод:

Чем Леонид занимался ночью, Жанну не очень интересовало. Наверное, работал у себя в кабинете. В тех редких случаях, когда ей приходилось выбираться из своей комнаты по ночам — как правило, если накануне пили пиво с Альмирой — она видела полоску света, пробивающуюся из-под плотно закрытой двери кабинета. Иногда после ужина (а для Леонида, соответственно, завтрака) он куда-то уходил. Облачался в строгий темный костюм, надвигал на глаза широкую шляпу-борсалино, брал плоский черный «дипломат» с двумя кодовыми замками и исчезал, не говоря Жанне ни слова. Она не слышала, когда он возвращался. Леонид вообще был очень тихим — передвигался почти бесшумно, никогда не повышал голоса, не чихал и не кашлял, не сморкался, не срыгивал — не производил ни одного из тех звуков, к которым волей-неволей привыкаешь, если приходится жить в большом коллективе, ограниченном небольшим жизненным пространством. И он действительно ни разу не попытался к ней пристать. Жанну это даже немного разочаровало.

Конечно, он был старым — наверняка годился ей в отцы. Но, с другой стороны, в нем чувствовался шарм… особый шарм одинокого, но следящего за собой мужика, явно немало повидавшего в этой жизни. В отличие от всех известных Жанне мужчин, в Леониде угадывалась какая-то загадка, и иногда ей казалось, что если эту загадку не разгадать, жизнь пройдет зря. К концу первого месяца она перестала ждать от хозяина квартиры неприятных сюрпризов, а потом всерьез стала задумываться над тем, что небольшая доза внимания с его стороны ей бы не повредила. В конце концов, это свинство — жить с молодой красивой девушкой, и обращаться с ней только и исключительно как с домработницей. Альмирка постоянно допытывалась, как продвигается процесс приобретения московской прописки, но Жанна предпочитала отшучиваться. А что она могла ей ответить? Что за все время он ни разу до нее и пальцем не дотронулся, пусть даже случайно? Что, увидев однажды, как она выходит из ванной, завернутая лишь в большое пушистое полотенце (недостаточно, впрочем, большое, чтобы скрыть все, не предназначенное для посторонних глаз), Леонид покраснел, как неопытный школьник, и тут же ретировался, спрятавшись за дверью своего кабинета? Что какие бы наряды она не надевала, он продолжает смотреть на нее одним и тем же взглядом? И смешно, и грустно.

В конце октября Альмирка потащила Жанну на ночную дискотеку в какой-то центровой клуб. Там подруги познакомились с тремя нормальными с виду пацанами, один из которых, как оказалось, жил недалеко от училища. Они довольно весело провели время, а когда в половине четвертого утра уставшая и полупьяная Жанна заныла «хочу домой», пацан сказал, что без проблем доставит ее прямо к подъезду. Доехали действительно быстро, вот только подъездом дело не ограничилось. Пацан, которого, кажется, звали Мишей, по-хозяйски взял пошатывающуюся Жанну под локоток и повел к лифту. На лестничной площадки Жанна полезла в сумочку за ключами, и вдруг вспомнила свой договор с Леонидом.

— Постой, — сказала она, отпихивая обнимавшего ее за талию кавалера. — Погоди. Я не могу… там хозяин, он не разрешает мне никого. приводить, понятно?

— Да и хрен бы с ним, с хозяином, — весело ответил Миша. Он поднял руку, покрытую синими наколками, и сжал ее в кулак размером с небольшую астраханскую дыню. — Будет выеживаться, огребет звездюлей. Давай, киска, открывай скорее, не томи мою нежную душу…

— Нет, — твердо повторила Жанна, трезвея просто на глазах. — Ты ему наваляешь, а мне потом на улице жить? Больно надо…

Она уронила ключи обратно в сумочку, и тут Миша больно схватил ее за плечи.

— Ладно, киска, уговорила. Не хочешь в койку, твои проблемы. Для этого дела и подоконник сойдет.

Придерживая Жанну за отворот куртки, он потащил ее вниз, но лестничному пролету, туда, где между этажами располагалось высокое смотровое окно. Грубо развернул лицом к заглядывающей а стекло ночи, бросил грудью на подоконник.

— Ну, киска, сама напросилась… И смотри, чтоб не орать — на куски порежу.

Что-то острое и холодное коснулось Жанниной шеи, и она протрезвела окончательно; Миша проворна расстегнул ей молнию на джинсах, свободной рукой стащил их вниз. Лезвие у шеи опасно подрагивало, и Жанна зажмурилась, представив, что будет, если этот кретин в самый ответственный момент начнет дергаться.

— Ах, какие мы загорелые, — промурлыкал Миша, отпустив, наконец, ее куртку. Теперь Жанна могла бы попробовать убежать, но далеко ли ускачешь по лестнице со спущенными штанами. — Где же мы так загорели, а, киска? Ну что, трусики сама снимешь, или помочь?

Трусики-танго Жанна купила за большие деньги у Аль-миры (на которую они не налезали). Козел Миша наверняка порвет их, это уж как пить дать. Она уронила руки, просунула непослушные пальцы под тугую резинку, потянула вниз…

— Отставить, — прозвучал за ее спиной чей-то негромкий голос. Жанна почувствовала, как опасный холод перестал леденить шею. Преодолевая страх и внезапно накатившую слабость, вывернула голову вбок, чтобы увидеть, кто пришел к ней на помощь.

Леонид. Он поднимался вверх по лестнице, как всегда, очень тихо, в своем кожаном плаще, неизменной шляпе-борсалино, с плоским «дипломатом» в руке. Лицо у него было бледное-бледное и усталое, полные красные губы смотрелись на нем инородным пятном, словно он сжимал во рту бутон алой розы.

— Вали отсюда, чмо болотное, — добродушно посоветовал Миша. В руке у него блестел хирургический скальпель. — Не видишь — я делом занят.

— Отпусти ее, — сказал Леонид равнодушным, холодным голосом. В глазах его не было ни страха, ни даже обыкновенного волнения — казалось, он разговаривает не с вооруженным ножом амбалом, а со старушками у подъезда.

К своему огромному удивлению Жанна увидела, что Миша шагнул в сторону, давая ей возможность оторваться от подоконника и натянуть джинсы. На большее у нее не хватило сил — едва застегнув молнию, она почувствовала, как подгибаются ноги, и опустилась на корточки, привалившись спиной к батарее.