Аждар Улдуз - Сейд. Джихад крещеного убийцы

– Тебе понадобится моя помощь. Я с тобой.

И, словно подтверждая мысли палача, юный гашишшин согласно ответил:

– Хорошо. Пойдешь со мной. Муаллима надо будет нести.

Египтянин кивнул. Они оба двинулись к Старцу, но остановились, когда тот внезапно перестал смеяться и заговорил:

– Зачем вы пришли сюда, мои мальчики? Чтобы убить своих братьев? Ты помнишь, что они – твои братья по гнезду, Орленок? Или чтобы убить меня? Приобщить меня к смерти через Матерь Истины, мой железный ученик-джаллад? Ты собираешься пройти мой путь, повторить мои подвиги и мои ошибки?..

– У тебя нет подвигов, Муаллим! Только – ошибки! – Голос Сейда звучал спокойно, хотя одновременно с этими словами левой рукой он схватил за рукоять влетевший в комнату из открытого дверного проема кинжал, и сразу же после, ударом локтя в центр лба, обрушил на пол влетевшего вслед за кинжалом гашишшина в серой маске. – Там, внизу, тебя ждет Салах-ад-Дин. Он хочет говорить с тобой...

– Говорить со мной? Кха-ха!.. – Старец вновь принялся безумно смеяться. – Говорить... кхе-х-ха... со мной... хр-р-ра... И ради этого великий Лев Пустыни пришел сюда со своей армией? Только чтобы говорить со мной? Ты, Орленок, ни о чем не знаешь, и тобой вновь играют на своей доске те, кто старше и мудрее. Узнаю игры Льва Пустыни, еще – моего старого друга... земляка... Это ведь Акын помог тебе добраться до меня, Копт?

Старик переводил взгляд с лица изумленного Египтянина, на, казалось, отрешенное лицо Сейда и обратно, и в подернутых старческой пеленой глазах безумие сменялось остротой и проницательностью взора того мудреца, каким они его знали когда-то. Джаллад-джаани вновь сидел перед ними, и человек этот был снова так же опасен и непредсказуем, как и десять лет назад. Несмотря на отсутствие ног. Джаллад-джаани пристально смотрел на Сейда, прямо, в глаза, как когда-то, обучая искусству правильного дыхания или проверяя на точность и сосредоточенность удары своего будущего лучшего гашишшина. И заговорил таким же голосом:

– Праведнику Веры нужны мои убийцы. Чтобы остановить войну, он хочет смерти того, кто сидит на престоле христианского святого, того, кого они считают наместником Исы, да славится имя Его, на земле. А еще он хочет, чтобы умерли король франков и его племянник, младенец трех лет от роду, единственный наследник франкского трона. Потому что Салах-ад-Дин уже отправил в их земли женщину, родившую в его лагере ублюдка от того, кто возглавлял армию крестоносцев, погибшую недавно в пустыне. Если бы у христианских паломников был обычай женитьбы сыйгях – этот мальчик тоже считался бы сейдом, Орленок! Тебе не смешно? И верно, ничего смешного тут нет. Ты же теперь христианин и понимаешь, что такое грех убийства, запрещенного пророком Исой, да славится имя Его? Ради мира на этой земле Праведник Веры хочет пустить под нож младенца и его дядю-короля, чтобы между ублюдком и троном не было иных наследников, потому что основу армии крестоносцев составляют франки. Воспитывать же нового короля должен франк, сопровождающий рыжую распутницу, его мать, тот, кто обязан Льву Пустыни своей жизнью и верит в его рыцарскую честь. Зачем убивать того, кого христиане называют Папой, – объяснять, думаю, не надо... У Акына же своя игра. И мысли его я читаю, как свои собственные... он ведь тоже, как и я, кипчак, из рода Бериш. Такие, как он, живут войной, считают ее смыслом своей жизни и, кроме всего прочего, приобретают войной богатство и власть. Акыну не нужен мир. Акыну нужна моя смерть. И поэтому он не довел до Салах-ад-Дина мой ответ. Я согласился исполнить просьбу султана Египта и надежды эхли-муслим на этих землях, и отправил двоих своих лучших учеников- талибов , одного в землю франков, второго – в Рим. Я даже отказался от золота, предложенного мне за эти убийства, потому что хотел искупить ошибку с убийством твоего крестного отца. Да, мой мальчик, я признаю, что это была ошибка! Приказ убить Магистра был доставлен мне от имени Льва Пустыни самим Акыном. Я поверил и исполнил... Так что вас обоих в который раз опять использовали! Ты, Копт, должен был убить меня. А Сейд... тебя, Орленок, в игре Акына не было. Тобой играл сам Салах-ад-Дин, и ты расстроил игру кипчака, помешав Копту убить меня. Что там было в мешочке? Зяхр ? Он убил бы нас обоих. Разве самоубийство не противно твоей вере, Копт?

– Я... я уже – мертв, Учитель! – Огромный Египтянин выглядел явно смущенным. Старик строго посмотрел на него, и бывший палач и дознавальщик короля Иерусалима, тот, кого называли Железным Коптом, снова почувствовал себя маленьким мальчиком, выкупленным из рабства великим джалладом-джаани, взятым в ученики и проходящим еще один строгий урок приобщения к Матери Истины – Боли. И ругается точно так же, как тогда, когда маленький мальчик путал названия трав или забывал трактаты, которые следовало учить наизусть.

– Глупости говоришь! Ты – жив! И нет более ценного дара, чем жизнь, и только на пути своего джихада ты можешь растратить этот дар, но не на пути глупой мести. Шайтан всё чаще туманит мой разум, но вы, дети мои, не пережили и половины того, что открыло путь Нечистому в мои мысли и чувства. Сейчас он далек от меня... это потому что ты рядом, мой Сейд. Но сейчас вы уйдете. Идите дорогой своего джихада и не будьте глупыми деревянными фигурками в игре тех, кто считает себя умнее вас. Вы – джаллад и джаани по воспитанию, данному мной... и вы – последователи учения Исы, мир Ему! Так идите же... а мне еще предстоит исполнить мой джихад и исправить мои ошибки...

– Тебе... не потребуется наша помощь, Муаллим? – Сейд верил Учителю и спросил, уже догадываясь, какой будет ответ.

– Мне есть кому помочь, Орленок! Ты ведь не убил... этого... хотя мог... – Старик показал рукой на лежащего без сознания гашишшина в серой маске. – И других, тех, что попадались тебе по пути, значит, ты оглушал, обездвиживал, но не убивал... Ты стал настоящим христианином, мой мальчик. Пути моего джихада противны путям твоей веры. Так что тайно спустись в лагерь, забери свою монашку и уходи. Иди к туркам, и дальше – туда, где сердце твоей веры. Иди в Рим! А ты, Копт, следуй с ним. Этот орленок не хочет пачкать когти кровью, но кто-то должен быть рядом... теперь вы двое – джаллад-джаани... И распутница-монашка – с вами... Воистину, Аллах умеет смешить Историю!.. Кха-хр-ра...

Глаза старца вновь поволокло белизной безумия, и он долго то ли кашлял, то ли смеялся, пока Железный Копт и Сейд покидали Орлиное Гнездо. И лишь выждав столько времени, за какое сердце спящего человека совершает три раза по сто ударов, он прекратил свой смех. Ловко перекатился через спину к нише в стене, извлек из нее несколько фонарей из далекого Чина и кусочки слюды, на которых было изображение бородатого лица, смутно напоминающего его собственное. Принялся вкладывать слюду в торцы фонарей и уже почти закончил, когда гашишшин, обездвиженный Сейдом в его покоях, очнулся и, бесшумно вскочив на ноги, поклонился Муаллиму. Старец, не отрываясь от своего занятия, пробормотал: