Эдвар Бенсон - Ночной кошмар

Передача эмоций — настолько распространенный, так часто наблюдаемый феномен, что человечество давно уже не считает нужным удивляться ему, да и вообще задумываться о его существовании. Он кажется нам таким же естественным и даже банальным, как передача предметов и веществ, подчиняющаяся строго определенным законам материального мира. Никто, скажем, не удивляется, что, когда в комнате жарко, холодный свежий воздух через открытое окно перемещается снаружи внутрь помещения. Точно так же никому не кажется странным, что, когда в ту же комнату, заполненную, предположим, мрачными и скучными, по нашему мнению, людьми, заходит человек с нешаблонным, солнечным складом ума, затхлая атмосфера исчезает, словно вдруг в помещении настежь распахнули все окна.

Как происходит такая передача, точно никому не известно. Учитывая, что чудеса беспроволочной связи, которые подчиняются строгим материальным законам, сейчас, когда мы каждое утро привычно читаем в газетах свежие сообщения, переданные через океан, перестали рассматриваться как чудеса, нетрудно, видимо, предположить, что и передача эмоций осуществляется пусть и незаметным, таинственным, но все же материальным образом. Разумеется, если брать другие примеры, то эмоции от таких сугубо материальных вещей, как строчки, напечатанные на странице, передаются в наш мозг прямо и непосредственно, как будто наше удовольствие или сожаление порождаются самой книгой. Так почему же мы должны считать невозможным чисто материальное воздействие одного разума на другой?

Однако порой мы встречаемся с гораздо более редкими, а потому и особо впечатляющими феноменами, которые, между тем, тоже вполне могут быть материальными. Кто-то называет их призраками, кто-то ловкими трюками, а кто-то и вовсе чепухой. Однако куда резоннее отнести их к категории передаваемых эмоций, которые могут воздействовать на любой орган наших чувств.

Некоторых призраков мы видим, других слышим, третьих ощущаем. О призраках, которых можно попробовать на вкус, я, правда, не слышал, но вот то, что некоторые оккультные феномены способны воздействовать на нас с помощью жары, холода или запаха, пожалуй, могут свидетельствовать нижеизложенные события. Проще говоря, все мы в подобных случаях, по аналогии с беспроволочным телеграфом, выступаем в какой-то степени как вероятные «приемники», время от времени ловящие на вечных волнах эмоций нескончаемые сообщения или отрывки таких сообщений, которые громко звучат для имеющих уши или материализуются для имеющих глаза. Как правило, мы не слишком точно настроены на данную волну, а потому выхватываем из таких сообщений лишь какие-то куски, какие-то отрывки — то ли связную фразу, то ли несколько слов, казалось бы, не имеющих смысла. Однако, на мой взгляд, нижеследующий рассказ интересен тем, что показывает, как различные фрагменты того, что несомненно является одним цельным сообщением, были получены и зафиксированы несколькими разными людьми одновременно. Эти события произошли уже давно, лет десять назад, и запись об этом была сделана тогда же, по горячим следам…

Мы очень долго дружили с Джеком Лорримером, и даже его брак с моей двоюродной сестрой не помешал, как это частенько случается, нашей близости. Через несколько месяцев у его жены обнаружили чахотку, так что ей пришлось, не теряя времени, под присмотром своей родной сестры Иды отправиться в Давос. Болезнь, по-видимому, захватили на самой ранней стадии, и были все основания надеяться, что строгий режим и соответствующее лечение в сочетании с животворящими морозами чудодейственной долины помогут ей полностью излечиться.

Сестры уехали в ноябре, а мы с Джеком отправились туда на Рождество и прожили там с месяц, следя, как больная на глазах крепнет и здоровеет. Нам надо было возвращаться домой к концу января, но мы решили, что Ида останется с сестрой еще на пару недель. Помню, они пошли провожать нас на станцию, и мне никогда не забыть прощальные слова жены моего друга:

— Джек, ну что ты такой мрачный! Совсем скоро мы снова встретимся…

Потом крохотный локомотив горной узкоколейки запищал, как говорящая кукла, которой надавили на живот, и, пыхтя, повез нас вверх по склону.

Когда мы вернулись в Лондон, там стояла обычная для февраля погода с туманами и слабыми заморозками, но холод чувствовался куда сильней, чем на тех солнечных высотах с колючими температурами, откуда мы приехали. Наверное, нас обоих угнетало одиночество, и поэтому еще в пути мы решили, что смешно каждому обитать в своем доме, когда нам за глаза достаточно и одного, да и жить вместе куда веселее.

Надо сказать, что дома у нас были практически одинаковые и располагались на одной улице в Челси, так что мы решили поселиться у того, на кого выпадет жребий (мой дом — «орел», его — «решка»), платя за все поровну, а второй дом попробовать сдать в аренду и, если получится, выручку тоже делить пополам. Подбросили французскую пятифранковую монету времен Второй империи — выпал «орел».

Прошло десять дней. Мы получали из Давоса все более обнадеживающие сообщения. Но вдруг, сначала на Джека, а потом и на меня неожиданно, как тропический ураган, обрушился безотчетный страх. Скорее всего, дурное предчувствие (а в мире нет ничего более заразного) передалось мне от него. Однако, с другой стороны, вполне возможно, что ожидание беды исходило из одного источника. Тем не менее, ощущение грядущего несчастья охватило меня именно после разговора с Джеком.

Как помню, он первым завел об этом речь однажды вечером, когда мы, пообедав в разных компаниях, сошлись, чтобы потолковать о том о сем на сон грядущий.

— Сегодня весь день у меня какое-то угнетенное состояние, — пожаловался Джек. — Только что Дэйзи прислала письмо, пишет, что у нее все превосходно, так что не могу понять, в чем причина.

Говоря это, он налил себе виски с содовой.

— Скорее всего, печень пошаливает, — заметил я. — На твоем месте я не стал бы пить. Отдай лучше виски мне.

— Да я здоров, как бык, — возразил он.

Я как раз просматривал почту и наткнулся на послание от агента по недвижимости. Дрожа от нетерпения, я прочел его и воскликнул:

— Ура! Нам предлагают пять гви… Черт возьми, он что, не умеет писать по-английски? Пять гиней в неделю за дом номер тридцать один. До самой Пасхи! Да нас просто осыплют гинеями!

— Боюсь, что я не останусь здесь до Пасхи, — заметил он.

— Почему это? Не понимаю. И Дэйзи меня поддерживает. Я разговаривал с нею по телефону сегодня утром, и она попросила меня уговорить тебя остаться. Если, конечно, тебе здесь по душе. По-моему, жить в этом доме тебе гораздо удобнее… Да, кстати, что ты мне говорил?..