Фридрих Шиллер - Духовидец ( Из воспоминаний графа фон О***)

Доктор Тойфельсдрок подошел к нему и коснулся плеча.

— Встаньте, — приказал он. — Сядьте.

Юнкер повиновался.

— Теперь вы будете спать, — продолжал доктор, — крепко и глубоко спать. Блаженно, спокойно. Но увиденное останется, в полдень появится в памяти, и вы обо всем расскажете графу Остену.

Послышалось равномерное дыхание, лицо умиротворилось, разгладилось.

Доктор склонился, пошептал ему в ухо — на сей раз граф Остен понял еще менее, расслышал только: «вам ясно?» и «понедельник, около восьми часов». Юнкер кивнул.

Ученый отошел. Через несколько минут сказал:

— Вы сейчас проснетесь, Цедвиц! Будете прекрасно себя чувствовать, бодрым и энергичным.

Ритм дыхания замедлился, юнкер глубоко вздохнул и проснулся. Открыл глаза, потянулся, встал, неуверенно засмеялся, помотал головой, сделал пару шагов.

Ученый повернулся к Остену.

— Вот видите, граф, как ныне вызывают духов! Подождите, и скоро вы поймете. А теперь мне хотелось бы остаться одному.

Граф молча поклонился, юнкер последовал его примеру. Тогда доктор обернулся к нему и раздраженно крикнул:

— Аршин проглотил, увалень! Вы, бравый молодец, — где ловкость, изящество?!

И не обращая более внимания на посетителей, вернулся к письменному столу.

Молодой Цедвиц гневно напрягся, граф схватил его за руку и увел. В коридоре юнкер не сдержался и выпалил:

— Вы слышали, граф, нет, вы слышали! Это неслыханно. Я этого так не оставлю!

Но граф Остен его не отпустил. Они прошли обратно тем же путем. Внизу, в переплетной мастерской, сидел старичок. Остен ожидал протеста из-за бесцеремонного вторжения в дом и придумал на ходу объяснение, однако чудной человечек ничуть не удивился. Он продолжал сидеть и корпеть над своей работой, только надтреснутым голоском рассмеялся. Даже на улице до них доносился визгливый хохоток.

По дороге граф Остен расспрашивал юнкера о впечатлениях, — к его удивлению тот не рассказал ничего экстраординарного. Цедвиц запомнил каждую подробность посещения старого дома, обстановку, меблировку, мог повторить каждое слово примечательного доктора, но все, относящееся к эпизоду на стуле у портьеры, казалось, улетучилось из его памяти. Остен пробовал так и сяк пробудить его воспоминания, в ответ юнкер отрицательно качал головой. Граф, наконец, оставил бесплодные попытки и замолчал. Цедвиц, несмотря на сырой и мрачный день, чувствовал себя настолько великолепно, что пожелал прокатиться верхом, — граф согласился. Договорились встретиться за обедом в комнате Остена.

Вернувшись в гостиницу, граф послал за маркизом Чивителлой, приглашая его поскорей прийти и остаться к обеду. Маркиз не заставил себя ждать; граф обстоятельно поведал об утренних событиях. Порешили написать обо всем принцу, подождать ответа и тем временем продолжить поиски армянина.

Пока подавали обед, явился Цедвиц, размахивая хлыстиком, свежий и розовый от верховой езды. Граф приказал принести отменного вина, за оживленной беседой Цедвиц остроумно рассказывал о даме под вуалью, хихикающем старичке, любопытном доме и причудливом владельце оного.

Вдруг он запнулся посередине фразы. Поставил стакан, уже поднесенный к губам, опустил голову, словно размышляя о чем-то неожиданном. Потом посмотрел на графа и сказал без всякого перехода:

— Я сегодня видел моего отца… и мать.

— Когда? — спросил Чивителла.

— Не знаю. Сегодня утром… вероятно.

— Но, Цедвиц, — возразил маркиз, — вы мне говорили, что ваши родители умерли скоропостижно, один за другим, когда вы были еще ребенком.

Юнкер посмотрел на него, затем снова на графа.

— Да. Они давно… умерли. Я сегодня видел их… за гробом.

Граф нетерпеливо наклонился к нему.

— Расскажите.

Юнкер начал сбивчиво, с перерывами:

— Мой отец шел ко мне, раскинув руки, навстречу. Я заметил на его лбу, ближе к левому виску, дыру — от дуэли, где его застрелили. Алая кровь сочилась из раны, он был так бледен… так бледен…

— Сказал он что-нибудь?

— Он говорил… говорил… — юнкер мучительно искал в памяти, — не знаю больше ни о чем…

Он опустил голову на руки, тяжко перевел дыхание, затем выпрямился.

— Ушел… мой отец, рассеялся в воздухе. Я смотрел вслед, вдруг крикнули с другой стороны: «Эгон!» Обернулся — подходила моя мать. Глаза ее распухли от слез, она шаталась. Я подвел ее к стулу, усадил, стал перед ней на колени. Она рассказала, что отца убили, что… дальше я толком не понял, от ее горя и сам разрыдался, уткнулся в ее колени, ее мягкие руки гладили меня, я почувствовал ее слезы на моих волосах. Тогда… тогда…

— Что произошло? — спросил Остен.

Юнкер замотал головой.

— Ничего… все исчезло… совсем…

Чивителла дружески ударил молодого человека по плечу, протянул стакан.

— Выпейте, Цедвиц! Это был злой, тяжелый сон.

Юнкер вскочил, запальчиво крикнул:

— Нет! Вовсе не сон! Я пережил все это! — Схватил стакан, выпил одним глотком. — Я видел, светлым днем, сегодня утром. Видел в… подождите, видел в кабинете доктора Тойфельсдрока.

Казалось, последние слова стоили ему чудовищного напряжения. Он потерял равновесие и упал бы, если бы его не поддержали. Судорога прошла по телу, он пытался устоять против обморока, беспамятства. Его отнесли в комнату, раздели, уложили в постель. Через несколько минут он крепко спал.

Внезапная слабость прошла быстро, и вскорости Цедвиц смог легко переписать продиктованное графом Остеном подробное письмо принцу.

Ближайшие дни протекли без всяких событий, однако в понедельник случилось странное происшествие. Вечером Цедвиц сидел за письменным столом — граф снова диктовал письма. Неожиданно, около семи, юнкер, доныне спокойный и веселый, повел себя непонятным образом. Отложил перо, взял снова, подпрыгнул на стуле, забегал по комнате, снова сел. На вопрос, что с ним, не ответил. Смятение нарастало с каждой минутой и приобрело, наконец, совсем нелепый характер. В половине восьмого юнкер объявил, что ему необходимо уйти. Граф Остен спросил, куда и зачем, Цедвиц не ответил — очевидно, сам не знал. Граф напомнил, что вечером они приглашены маркизом в оперу, — юнкер согласился, опять сел, но через минуту подскочил и снова забегал. Чивителла пришел за своими друзьями, и его поторапливания усилили возбуждение Цедвица. Куда он, собственно, рвался, он и сам не знал, твердил только о насущной необходимости. Когда он попытался выскочить за дверь, граф ее закрыл и сунул ключ в карман. Юнкер просил и умолял, но граф, которому все это казалось подозрительным, заупрямился. Около восьми Цедвиц подбежал к окну, распахнул и ринулся прочь. Друзья хотели его удержать. Цедвиц ухватился за выступ, повис и спрыгнул. Комната находилась на первом этаже, однако прыгун неловко приземлился и разбил лоб о мостовую. Кое-как поднялся и, хромая, заковылял по переулку без шляпы и плаща. Чивителла заметил внизу у ворот одного из своих людей и егеря Хагемайстера — он громко приказал им следовать за юнкером.