Наталья Иртенина - Белый крест

Они жили здесь уже три недели, и каждый день преподносил свои неожиданности, маленькие и не очень. Что странно и нелепо — источником неожиданностей был не только Стефан, маленькое чудовище. Сюрпризы подбрасывал и сам город, куда они переехали из столицы. Милый, уютный, несмотря на то что губернский, город N. Он словно чувствовал, что в нем поселилось на правах обычного жителя нечто небывалое, можно сказать, экзотическое, и реагировал на это, как мог. А мог он немало. Например, уронить на дом памятник, который транспортировали на вертолете к месту вечной стоянки. Если бы эта трехметровая статуя упала на крышу, пришлось бы искать новое жилище. К счастью, памятник приземлился в саду, сломав всего одно дерево, но при этом лишившись головы. Или, например, ограда вокруг дома. Хорошая, узорная решетка, с завитками, изображающими монограмму первого владельца особняка. Теперь, стараниями того спятившего японца, от нее осталось только три стороны, вместо прежних четырех. Мурманцеву пришлось заказывать в здешних мастерских несколько десятков метров новой решетки, в точности такой же. Обещали сделать как можно скорее, пока же частная территория со стороны сада была открыта любому бродяге. Дворника охранять не поставишь, а увеличивать штат обслуги и нанимать сторожа Мурманцев не хотел. Лишние уши, лишний язык. И без того приходилось тщательно скрывать от горничной и кухарки постоянное отсутствие аппетита у ребенка. Выбрасывать положенные ему каши и запеканки в туалет, изображать кормление за закрытыми дверьми. Официально для всех мальчик болен аутизмом.

Мурманцев заметил из окна жену и с улыбкой окликнул ее. Она помахала ему и, стараясь казаться спокойной, предложила спуститься, посмотреть, чем занят ребенок.

— А чем он занят? — спросил Мурманцев, забыв о том, что они договорились не обсуждать своеобразие Стефана, если их могли слышать слуги.

— Сажает цветы, — ответила Стаси. Каждый раз, когда мальчик проявлял свои недюжинные способности в интровертивном познании мира, ей приходилось изображать мать, восхищенную успехами и умом своего ребенка.

Мурманцев быстро оделся и сошел вниз. Что и говорить, Стефан был мастером на придумывание разных интересных способов проведения времени. Даром что ему было всего четыре года, а в голове отсутствовала добрая часть мозга.

Обогнув дом, Мурманцев сразу увидел мальчика. Здесь когда-то были разбиты клумбы и еще оставались мелкие цветы. Бессмертник, бархотцы, дикие астры. Сейчас одна из клумб оказалась тщательно очищена от цветов, будто по ней прошлись косой. Торчали только короткие пенечки стеблей и стелилась трава-сорняк. Мурманцев подумал о ножницах и о том, что четырехлетние дети не умеют с ними обращаться. Приглядевшись, он понял, что стебли не обрезаны — аккуратно оборваны, причем ни один не выдран с корнем. А ведь для этого нужно было приложить силу, особенно к жестким стеблям бессмертника и толстым — астр. Силу, которой нормальный бутуз четырех лет еще не обладает. Но Мурманцев уже имел случай убедиться, что Стефан физически гораздо сильнее обычного ребенка. Хотя выглядит едва ли не ангелочком — карапуз с темными шоколадными глазами, ямочками на пухлых щеках и крепкими ножками.

Сорванные цветы горкой лежали неподалеку. Рядом сидел на корточках Стефан, палочкой расковыривал в рыхлой влажной земле ямку, вытаскивал из кучи цветок и сажал его заново. Головкой вниз. Потом руками утрамбовывал землю вокруг торчащего стебелька и делал ямку для следующего. Лицо ребенка было сосредоточено, от усердия высунулся язык, а на щеках и на выпуклом лбу засохла размазанная земля. На «родителей» он не обращал ни малейшего внимания. Мурманцев даже не был уверен, осознает ли вообще мальчишка их постоянное присутствие рядом с собой. Временами этот ребенок заставлял его чувствовать себя пустым местом. Стаси жаловалась на то же самое. «Как будто он касается меня волшебной палочкой и превращает в тень. Или в призрак», — говорила она. «Скорее всего, он и живет в реальности призраков», — отвечал на это Мурманцев.

Аккуратный, геометрически ровный частокол в два ряда из несчастных казненных цветов растянулся уже на полтора метра.

— Как ты думаешь, в гимназии он был бы отличником или двоечником? — задумчиво спросила Стаси.

— Гений или чудовище, — не ответив, констатировал Мурманцев. — Верней, и то и другое. Интересно, он всем цветам предназначил эту участь или оставит клумбу-другую на развод? А кстати, давно он этим занят? Сейчас половина девятого. Судя по всему, он должен был начать еще до рассвета. — Мурманцев посмотрел на жену. — Ты выпустила его гулять в темноте? Почему он так легко одет?

Она качнула головой, все такая же задумчивая и спокойная.

— Я не выпускала его. Детская была заперта, как обычно. Он выпрыгнул из окна.

— Как это выпрыгнул? — Мурманцев даже обомлел от сильного изумления. — Со второго этажа?

— Я, наверное, неплотно закрыла окно. Он залез на подоконник, открыл раму и выпрыгнул. Или просто выпал. На земле остался след от тела. Я виновата, прости меня.

Только сейчас Мурманцев заметил, что ее видимое спокойствие — на самом деле жесткая нервная реакция, эмоциональное внутреннее оцепенение. В нем поднялись и смешались в одно жалость, нежность и раскаяние — коктейль, обжигающий нутро, рождающий тепло в теле. Он подошел к ней и обнял. Ее почти сразу стала бить дрожь, как будто своим прикосновением он позволял ей проявить слабость.

— Ну, ну. Ничего не произошло. Ты ни в чем не виновата. Может быть, он просто научился открывать защелку. Он же сообразительный парень. И сильный. Вон, даже нос не разбил. Все в порядке. Я люблю тебя.

Стаси помотала головой.

— Не в этом дело. Просто я…

— Что?

— Боюсь его. Ничего не могу с собой поделать. Он — чужой. Прости меня. Я плохо исполняю свою роль. Понимаю, что он ничего не может мне сделать, и все равно трушу.

— Да нет же, наоборот. Ты прекрасно справляешься. Что бы я без тебя делал? И если уж кто должен просить прощения, так это я. Взвалил на твое попечение это чудище.

— Он не чудище. Что бы тебе о нем ни наговорили. Он просто необычный ребенок. Его сделали таким, и не его вина в этом. Если видеть в нем монстра, он станет им.

Госпожа Мурманцева перестала дрожать и отстранилась от мужа. Опустилась перед усердно трудящимся ребенком и взяла его за подбородок. Мальчик послушно и безучастно посмотрел ей в лицо.

— Это ведь не ты сбросил на нас памятник, — с тихой печалью сказала ему Стаси. — Памятники с неба так просто не падают на дома, но это сделал не ты. И решетку уничтожил не ты. Ты ведь не хотел этого. Может быть, у тебя внутри есть что-то, о чем мы не знаем. И оно может проделывать разные штуки. Но если так, тебе будет очень трудно жить в мире. Ты способен внушать страх. Это плохой страх. Я постараюсь научиться не бояться. Я думаю, тебе нужна наша помощь. Не отвергай ее.