Фрэнсис Вилсон - Замок

— А турки не могли его построить?

— Невозможно, — покачал головой профессор. — Это совсем не их архитектурный стиль, а кресты вообще далеки от турецкой символики.

— А что это за форма крестов?

Похоже, капитан серьезно интересовался замком, поэтому Магда ответила за отца. Проблемой крестов, весьма интересовавших ее самое, она занималась в течение нескольких лет.

— Этого никто не знает, — сказала девушка. — Мы с отцом перевернули груды литературы по истории христианства, римской истории, славянской истории, но нигде не обнаружили ничего подобного. Если бы мы нашли исторический прецедент, связанный с такой формой креста, это дало бы возможность выдвинуть гипотезу о создателях замка. Но мы не нашли ничего. Кресты уникальны, как и сам замок.

Она хотела продолжить — это отвлекало ее от мыслей о том, что предстояло увидеть в подвале. Но капитан, похоже, не очень-то ее слушал. Может быть, его больше занимал пролом в стене, к которому они подошли, впрочем, Магда чувствовала, что причина в другом — в том, что она женщина. Магда вздохнула и умолкла. Она по опыту знала, что женщину редко принимают всерьез. Похоже, у немецких мужчин много общего с румынскими. Может, вообще все мужчины одинаковы?

— Еще вопрос, профессор, — обратился капитан к отцу. — Как вы думаете, почему в замке совсем нет птиц?

— Честно говоря, я никогда прежде этого не замечал.

Тут Магда подумала, что действительно никогда не видела здесь птиц, но ей не казалось это странным… до настоящего момента.

Обломки возле проломленной стены были аккуратно собраны в кучи. Катя между ними коляску, Магда почувствовала, как повеяло холодом из дырки в полу за стеной, и вытащила из кармана на спинке коляски кожаные перчатки.

— Лучше надень их, — сказала она, остановившись и протягивая их отцу.

— Но на нем уже есть перчатки! — рявкнул Кэмпффер, раздраженный задержкой.

— Его руки очень чувствительны к холоду, — пояснила Магда. — Это связано с его болезнью.

— А что, собственно, это за болезнь? — поинтересовался Ворманн.

— Склеродерма, — ответила Магда.

Недоумение на лицах немцев было вполне естественным. Это название ничего им не говорило.

Уладив вопрос с перчатками, отец пояснил:

— Я сам впервые услышал об этом заболевании, лишь когда мне поставили диагноз. Вообще-то говоря, первые два врача, обследовавшие меня, тоже ошиблись с диагнозом. Ну, я не буду вдаваться в подробности, а если вкратце, то эта болезнь поражает не только руки.

— Но как она действует на ваши руки? — настойчиво продолжал Ворманн.

— При резком падении температуры в пальцах сразу нарушается кровообращение, практически совсем прекращается. Мне сказали, что руки надо беречь, не то разовьется гангрена и придется их ампутировать. Поэтому я и ношу перчатки круглый год, за исключением, может быть, только самого теплого летнего месяца. Не снимаю их даже ночью. — Он огляделся по сторонам. — Ну-с, я готов.

Магда поежилась от холода, идущего снизу из подвала.

— Мне кажется, там слишком холодно для тебя, папа.

— Ну уж ради него мы не станем тащить трупы сюда, — бросил Кэмпффер и махнул рукой солдатам.

Эсэсовцы вновь подхватили коляску вместе с седоком и протащили сквозь пролом. Капитан Ворманн с керосиновой лампой шел впереди. Майор Кэмпффер, тоже с лампой, замыкал цепочку. Магда неохотно двинулась вперед, держась поближе к отцу. Она опасалась, как бы солдаты не оступились на скользких ступеньках и не уронили его, и лишь когда колеса коляски коснулись твердой поверхности пола, вздохнула с облегчением.

Один из эсэсовцев покатил коляску к каким-то восьми предметам, накрытым простынями. Магда осталась у подножия лестницы на маленьком освещенном пятачке. Предстоящее зрелище было не для нее.

Она заметила, что капитан Ворманн чем-то явно смущен: подойдя к загадочным предметам, оказавшимся мертвецами, он наклонился и начал расправлять на них простыни. Этот подвал… Они с отцом облазили весь замок вдоль и поперек за эти годы, но даже не подозревали о существовании еще одного подвала. Магда потерла ладонями локти и плечи, пытаясь согреться. Ну и холод!

Она внимательно огляделась, ища следы крыс. В новом районе Бухареста, куда они вынуждены были переехать, подвалы буквально кишели крысами, чего нельзя было сказать об их прежнем доме возле университета. Магда патологически боялась крыс и понимала, что это смешно, но ничего не могла с собой поделать. Один их вид вызывал омерзение… то, как они двигались, голые, волочащиеся по земле хвосты — Магду просто тошнило от всего этого.

Но, к счастью, здесь их не было. Капитан одну за другой приподнимал простыни так, чтобы была видна голова и шея, и что-то говорил при этом. Но Магда, слава богу, ничего не видела и не слышала.

Наконец мужчины вернулись к лестнице, и она услышала голос отца:

— …Вряд ли эти раны связаны с каким-то ритуалом. За исключением обезглавленного солдата, все остальные умерли от разрыва основных кровеносных сосудов шеи и гортани. Следов зубов, звериных или человеческих, я не обнаружил. Но при этом совершенно очевидно, что раны не нанесены каким-либо острым или режущим предметом. Глотки просто разорваны или даже вырваны, если хотите. Но каким образом, я определить не в состоянии.

«Ну как может отец спокойно рассуждать о таких страшных вещах!» — ужаснулась Магда.

Голос майора Кэмпффера прозвучал уверенно и угрожающе:

— Опять ты умудрился наговорить кучу слов и при этом не сказать абсолютно ничего путного!

— У вас недостаточно материала для работы. Может быть, есть что-нибудь еще?

Майор двинулся наверх, не потрудившись ответить, однако капитан Ворманн, словно вспомнив что-то, щелкнул пальцами и воскликнул:

— Слова! Слова на стене — те самые, написанные кровью на языке, которого никто не понимает!

Глаза профессора мгновенно загорелись.

— Я должен их немедленно увидеть!

Коляску подняли наверх, и Магда снова поплелась в хвосте до выхода во двор. Там она опять взялась за ручки и покатила коляску вслед за немцами к задней стене замка. Вскоре они оказались в конце тупикового коридора перед буро-коричневой надписью на стене.

Буквы были разной толщины и, совершенно очевидно, написаны пальцем. От этой мысли Магда вздрогнула и стала изучать надпись. Она узнала язык и была уверена, что сможет ее перевести, если, конечно, сосредоточится и перестанет думать о том, что автор надписи использовал вместо чернил.

— У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет? — спросил Ворманн.

— Да! — кивнул профессор и замолчал, уставившись, как загипнотизированный, на письмена.

— Ну! — нетерпеливо рявкнул Кэмпффер.

Магда понимала, насколько ненавистна этому эсэсовцу зависимость от какого-то еврея, который к тому же еще и медлит с выводами. Только бы отец не вывел из себя немца каким-нибудь неосторожно сказанным словом.